Глава 2. Конь Митька и приемник 45-ПК

      Официально эта часть числилась как танковый корпус. Здесь я должен был проходить курс молодого бойца. В мои обязанности входило содержать в работоспособном состоянии движок Л-6 и сочлененный с ним электрический генератор, служивший для зарядки аккумуляторов полевой радиостанции, установленной на двуколке, а также ухаживать за конем Митькой.
Естественно, у вас может возникнуть вопрос, каким это образом конь вместе с двуколкой мог оказаться в танковом корпусе. Дело в том, что на самом деле это был самый обыкновенный кавалерийский корпус. Весь его личный состав состоял из лихих кавалеристов. Но где-то там, на самом верху бюрократического аппарата Наркомата обороны, очень большие генералы, стремясь идти в ногу со временем, решили пересадить кавалеристов с лошадей на танки. Однако техники для комплектования танковых частей в Красной Армии не хватало. Поэтому во всем корпусе было лишь несколько единиц устаревших танков, которые должны были помогать приобщению конников к новому виду военной техники.
      Смешно и одновременно грустно было смотреть на это приобщение со стороны. Офицер, за 10-15 лет службы научившийся мастерски рубить лозу и уверенно держаться в седле на полном аллюре, теперь должен был залезать через тесный люк внутрь танка, предварительно отцепив шашку и закатав длиннополую шинель под ремень. Разумеется, занятия по освоению новой техники велись в строгом соответствии с пособием, кем-то специально составленным для этой цели. Первый его параграф был целиком посвящен пуску двигателя:
       Пункт 1. Тумблер № 1 ставится в верхнее положение. После чего должна загореться зеленая лампочка на приборной доске.
       Пункт 2. Тумблер № 2 переводится в верхнее положение. На приборной доске загорается красная лампочка. Если двигатель не запустится на протяжении 40 секунд, то тумблер переводится в нижнее положение. Через две минуты пункт 2 необходимо повторить.
      Пункт 3. Если двигатель после двух попыток запустить не удается, то необходимо вызвать механика.
Однако механика в корпусе не было, и потому объявлялся длительный перекур, в процессе которого "бойцы вспоминали прошедшие дни, где так лихо сражались они".
      Движок и генератор привести в порядок мне удалось достаточно быстро. Очистил прерыватель от грязи, заменил щетки, промыл и отрегулировал карбюратор и вырезал из кожемитовой подошвы новую прокладку, которая ставится между карбюратором и блоком движка. Движок с благодарностью принял мои заботы и ритмично задвигал всеми своими частями.
Найти же принципы взаимопонимания с конем Митькой мне так и не удалось. Дело в том, что до момента моего прибытия в часть он находился на излечении. До этого же он был любимым конем комкора. Но весной на каком-то смотре он поскользнулся и вывихнул заднюю правую ногу. После чего его долго лечили самые выдающиеся лошадиные эскулапы, но полностью ликвидировать последствия вывиха не смогли. По этой причине, как было записано в формуляре, он "стал на полном аллюре подсекать своей задней ногой переднюю". А посему был переведен в разряд обозных лошадей, и его пристроили на не очень пыльную работу - возить легкий движок.
       Это было страшным ударом для самолюбия Митьки. И виновником этой трагедии, конечно, был я. Ведь до моего прибытия никто не пытался надеть на его шею этот вонючий хомут и насыпать в торбу вместо отборного овса какой-то мусор! Но потихоньку ломтики хлеба с солью, урезанные от моей солдатской пайки, и ласка стали улучшать наши взаимоотношения. 


* * *
 

      Через неделю я полностью притерся к порядкам, царившим в части. По ночам, грубо нарушая инструкцию, я стал отлучаться от работавшего движка и проникать внутрь "радийного храма". 
      Что же я там увидел? Прежде всего, мое воображение взбудоражил передатчик своими внушительными размерами, страшным шумом умформеров и ярким светом вольфрамовых катодов, при котором я дочитывал по ночам томик Достоевского.
Удивил меня и порядок радиообмена. Штат радиостанции состоял из прежних телеграфистов. Переводом азбуки Морзе на обычный нам всем язык они, конечно, владели. Но принимать с эфира радиограммы сразу в буквенном варианте они не могли, и потому принимаемый текст они сначала записывали в журнале в виде точек и тире, а затем уже над каждым принятым знаком ставили соответствующую букву. Однажды ночью, пользуясь отсутствием начальства, я решил похвастаться дежурившему радисту своим умением записывать принимаемый текст радиограммы сразу буквами. Это вызвало сильное удивление у коллеги. Где этот сопливый малец, еще не прошедший курс молодого бойца, научился такому высокому мастерству? Сразу после этого мне, конечно, был задан вопрос, а понимаю ли я что-нибудь в радиотехнике. Не предвидя никаких для себя неприятных последствий, я дал положительный ответ.
      В середине сентября выдался погожий день. Я надел на Митьку уздечку и повел его к протекавшему рядом ручью на помывку. Конь был чистюлей и процедуру эту очень любил. Увидев в моей руке скребок и брезентовое ведро, он радостно заржал и охотно пошел за мной. Очищенный от грязи, с расчесанным хвостом и гривой он был картинно великолепен. О чем свидетельствовало отражение его облика от водной глади небольшого озерца, куда он не преминул заглянуть. Далее Митька принялся щипать траву, выросшую вдоль ручья, а я уселся на пенек на краю поймы.
      Догорающее тепло уходящего лета всегда вызывало у меня оптимистические мысли. Тишина на фронте, тишина и покой на пойме этого безымянного ручья. Может, и впрямь война скоро кончится. Ведь недаром пишет Эренбург в газете, что немцы стали использовать патроны выпуска 1940 года. Значит, они у них скоро совсем кончатся. Да вот и "рама" как начала вчера удирать от нашего истребителя, то что-то уж очень сильно задымила. Видать, и бензина у них уже хорошего не осталось. Но эти приятные мечтания вдруг прервал Митька своим ржанием. Через минуту ко мне подскакал на своей кобыле старшина Приходько.
   - Ходь быстро до узла! Тебя хочет бачить лейтенант Серохвостов! 
   Я схватил Митьку под уздцы и побежал вслед за удаляющимся старшиной. Но Приходько быстро вернулся и, крепко выругавшись, спросил, не хочу ли я, чтобы побыстрей добраться до начальства, взвалить Митьку себе на плечи. Не дожидаясь ответа, он вырвал из моих рук уздечку и втащил меня за шиворот на Митькину спину. А дальше все пошло как по маслу. Приходько пустил коней быстрой рысью. Я все время пытался свалиться с лошадиной спины, но каждый раз Приходько ловил меня и возвращал в вертикальное положение.
     Причина столь горячего желания начальства увидеть меня пред своими глазами возникла при следующих обстоятельствах. Пока я скребком очищал митькино пузо от прилипшей к нему грязи, в корпус прискакал из штаба армии вестовой с пакетом, в котором находился приказ, предписывавший всему личному составу корпуса, обеспеченному конями, выступить в близлежащий лесной массив для поимки и обезвреживания группы диверсантов. Операцию возглавить лично комкору. О ходе операции оперативно докладывать в штаб армии по радио. Но в самый тот момент, когда все уже было готово к началу операции, выяснилось, что приемник радиостанции находится в нерабочем состоянии. 
Комкор, соратник Буденного еще по гражданской войне, очень не любил все то, что в той или иной степени было связано с радио. То ли дело вестовой. Вручишь ему пакет, запечатанный сургучной печатью, и он мигом доскочит до штаба. И оттуда квитанцию привезет, из которой следует, что документ доставлен куда нужно.
Совсем другое дело радиосвязь. Ну, передадут куда-то эту радиограмму, а квитанции-то с печатью о том, что ее в штабе получили, нет! И к тому же немцы не дураки, тоже эту радиограмму принять и расшифровать могут. А потом эта техника вечно ломается. Но приказ есть приказ. Его выполнять надо! Сам он, конечно, ремонтировать рацию не станет, а вот нагоняй начальнику узла связи такой устроит, что на всю жизнь запомнит!
     Серохвостов прекрасно понимал сложившуюся ситуацию, и в качестве громоотвода генеральского гнева привел с собой техника-младшего лейтенанта, который несколько дней тому назад прибыл в корпус из военного училища. Новобранец своим внешним обликом более напоминал карикатурного героя из какого-то сатирического спектакля, поставленного провинциальным театром, чем офицера Красной Армии. Гимнастерка на нем была таких огромных размеров, что ее впору бы носить Илье Муромцу. Но поскольку техник-младший лейтенант даже отдаленно не напоминал своим обликом былинного героя, то приходилось сильно сомневаться: а существует ли вообще под этой гимнастеркой какая-нибудь плоть? Огромный ворот еще более подчеркивал худобу его не в меру длинной шеи, которая незаметно переходила в голову. По форме она напоминала средних размеров редьку, опущенную корнями вниз. Собственно говоря, вначале казалось, что головы вообще нет, потому что на его носу громоздились огромные очки, обвязанные со всех сторон проводами и изоляционной лентой, которым почему-то очень хотелось покинуть предназначенное для них место. Не менее экзотично выглядели и огромные кирзовые сапоги. Казалось, что они непременно своей тяжестью должны вот-вот оторвать обе тощих ноги владельца. 
- Ну что, спецы, когда же вы почините свою рацию? Или сразу вас отдать под трибунал за порчу военного имущества? - начал комкор, окинув грозным взглядом обоих "радиоколдунов". Серохвостов слега подтолкнул своего подчиненного и тот, сделав маленький шажок вперед, начал свой доклад.
    - Видите ли, мы в училище этот приемник не изучали. И на него нет никакой документации. Следовательно, нужно сначала достать документацию, которую я сначала должен изучить. На это потребуется дня три-четыре, а потом... 
На этом месте комкор прервал докладчика. Его вовсе не интересовало, что будет потом, через несколько дней. Его интересовало, что будет сегодня, сейчас. Кроме того, он сразу понял, что этот младший техник является самым обыкновенным юродивым, которые живут в совершенно другом, непонятном для обычных смертных мире. Поэтому любой разговор с ними - пустая трата времени. Что же касается репрессивных мер к юродивым, то мы, русские, исстари как-то старались всячески избегать их, вначале полагая, что это посланцы божьи, а затем просто по укоренившейся привычке.
     Замысел Серохвостова не удался. Громоотвод не сработал, и весь генеральский гнев обрушился на его голову. 
- Вот вам два часа! Если за это время не почините свою шарманку, пеняйте на себя! - закончил комкор, и сделал жест рукой, который означал примерно следующее: а теперь убирайтесь отсюда, да побыстрее.
      Серохвостов шел от генерала и никак не мог сообразить, как ему выйти из создавшейся ситуации. И тут, как нельзя кстати, пред его очами возник Приходько. До него уже дошел слух, что я могу отремонтировать приемник. Вот так, с его подачи, я и предстал перед Серохвостовым.
    - Говорят, что ты можешь отремонтировать приемник. Это правда? - спросил он меня. 
    - Сначала нужно его посмотреть. 
    - Нечего его смотреть! Это тебе не конь, которого ты собираешься купить. Вот тебе два часа, иди и начинай ремонтировать. Если что понадобится, Приходько тебе поможет. 
     Приемник оказался нештатным для этой радиостанции. И представлял собой, если выражаться на немецком языке, не что иное, как Plusquamperfektum, то есть давно прошедшим временем. Если мне не изменяет память, то это был 45-ПК.

    Весь его поддон был забит знаменитыми сопротивлениями Каменского, бумажными и слюдяными конденсаторами. Для перехода на другой диапазон необходимо было заменить один съемный блок на другой. 
    Уже при беглом осмотре удалось найти неисправность. Накалы всех ламп светились, а приемник хранил гробовое молчание. Замеры напряжений на анодах ламп показали отсутствие напряжения на предпоследнем каскаде усилителя низкой частоты. Подобная ситуация могла возникнуть только при обрыве анодной катушки согласующего межкаскадного трансформатора. 
Худшей неисправности придумать было трудно. Аналогичного трансформатора в ЗИПе не было. Для устранения неисправности необходима была перемотка катушек. А как ее осуществить? Ведь каждая катушка содержит несколько сот витков. Если делать все вручную, то для этого потребуется не два часа, а целые сутки. И тут я вспомнил про прялки, которые стояли почти в каждом деревенском доме. Приходько тут же вскочил на свою кобылу и помчался в ближайшую деревню.
    Не прошло и десяти минут, как он вернулся с двумя прялками. На одну прялку поместили кругляк, на которой должны были сматываться катушки, а на другую - катушки неисправного трансформатора, освобожденные от железного ярма. Благодаря большому передаточному числу между ведомой и ведущей осями прялки, процесс пошел быстро. Но по закону подлости обрыв произошел в самом конце внутренней катушки. Оказалось, что олово, которое использовалось при производстве трансформатора, было съедено "чумкой". На последующих этапах производства радиоаппаратуры для пайки стали применять не чистое олово, а с добавкой свинца.
      Через два часа перемотка была закончена, но нужно было еще вставить в катушку ярмо и поместить трансформатор на прежнее место. Наступил самый неприятный этап ремонтных работ. Серохвостов не отходил от нас, повторяя все время одно и тоже слово: побыстрее, побыстрее! Каждые пять минут комкор посылал к нам своего порученца. И этот хлыщ в хорошо подогнанном обмундировании настойчиво требовал сообщить ему время окончания работ с точностью до минуты. Эти допросы особенно унизительны были для Серохвостова. Потому что все вопросы хлыщ задавал не ему, а непосредственно нам. А его, начальника узла, как будто совсем не существовало. 

      Но вот трансформатор оказался на своем месте. Для сокращения времени ремонта я прикрепил его к шасси только двумя винтами, а остальные до лучших времен оставил у себя в кармане. С екающим сердцем я перевел тумблер включения приемника в верхнее положение, и в наушниках сразу послышался шум ожившего эфира. 
      В этот момент у меня произошло раздвоение личности. Я видел вокруг себя суетившихся людей. Я слышал их голоса. Но мозг мой упорно отказывался переваривать любую поступающую в него информацию. Приходько, поняв мое состояние, сам запряг Митьку в двуколку, привязал его уздечку к повозке, которая должна была двигаться впереди, и затащил меня на козлы двуколки, привязав предварительно за поясной ремень вожжами к повозке. Затем колонна тронулась. Еще минуту-другую я видел, как Митька двигал своими мощными ягодицами. Но потом и они исчезли в неизвестно откуда взявшемся тумане. 

* * *

     Так впервые я познакомился с воинской службой. На первых порах казалось, что все приобретенные мной в школе и различных кружках знания являются лишь кучей интеллектуального, никому не нужного хлама. Потому что в то время, по мнению высокого военного начальства, гораздо важней считалось умение вести рукопашный бой с противником и сжигать его танки бутылками с горючей смесью. Однако, как показал опыт, при большой насыщенности автоматическим оружием войск противника дело до рукопашного боя почти никогда не доходило.
       Что касается бутылок, то это было скорее "полигонным" оружием, потому что только там его высокую эффективность можно было продемонстрировать высокому начальству, но в боевых условиях применять его было весьма затруднительно. Ведь бутылка могла причинить вред танку только в том случае, если она попадала в моторную раму. А для этого нужно было непременно подождать, пока танк перемахнет траншею, в которой ты сидишь, и только потом поджечь фитиль и бросить бутылку в удаляющийся вражеский танк. 
       А ведь если бы программа занятий была более продуманной, скольких потерь удалось бы избежать! Ну, к примеру, необходимо было объяснить, какие мины или снаряд гаубицы опасны, а на какие можно было не обращать внимания. Для этого нужно было просто объяснить, что если снаряд или мина резко понизит частоту своего писка вплоть до полного исчезновения, то эта мина или снаряд "твои". Второе. Нужно было вбить в голову каждого солдата суровую истину: если он заляжет в чистом поле при минометном обстреле, то он уже больше не встанет. Вот что в первую очередь должен был постигать солдат, а не примитивные приемы штыкового боя. 
      В конце сентября немцы начали генеральное наступление на Москву. Вторая танковая группа под командованием Гудериана, прорвав нашу оборону 30 октября в районе Шостки, 4 октября ворвалась в Орел и далее стала стремительно продвигаться к Туле. В свою очередь 3-я и 4-я танковые группы 2 октября также перешли в наступление и начали охватывать нашу Вяземскую группировку войск. 
      Конно-танковый корпус, где я так и не успел пройти курс молодого бойца, оказался в глубоком мешке. Из него я выбрался где-то в районе Каширы. До Москвы я добрался 16 октября. В городе царила очень нестабильная обстановка. Некоторые магазины, как при коммунизме, были открыты настежь, и население могло брать продовольственные товары совершенно бесплатно. Начало старого Арбата было покрыто пеплом - в Генеральном штабе жгли документы.
      Со стертыми до кровавых мозолей ногами я оказался в госпитале, где мне наложили на ноги большие тампоны с очень вонючей мазью. Лечение продолжалось около двух недель. Ко времени окончания моего лечения где-то на самой вершине правительственного Олимпа поняли, что только штыком и бутылками войну не выиграешь. Необходимо было использовать для этой цели весь имевшийся интеллектуальный потенциал.
 

 

 

создание интернет сайта - Студия Триас