Пишем, пишем, а знает ли современный читатель, что такое ТАСС?
ТАСС — это Телеграфное Агентство Советского Союза, главный информационный орган нашего государства в те времена. ТАСС объявляло обо всех важнейших событиях в мире и в стране, более значительное место в истории занимает только Совинформбюро.
Покажется странным: всё, что касалось ракетно-космической тематики, старались засекретить и скрыть. Так делали не только мы, так же скрывали Соединённые Штаты, и Европа, и Китай. Слишком дорогая и болезненная тема, слишком многие интересы задевает она. Но когда корабли выходили в море, они становились почти беззащитными перед законами мировой политики и перед другими государствами. Поэтому об этом нужно заранее заявлять.
По этой теме авторы очень рекомендуют книгу, которую написал Борис Евсеевич Черток, наш прославленный конструктор — «Ракеты и люди». Это, пожалуй, самое известное описание событий рубежа 1950—1960-х гг. в ракетной отрасли. Итак, дадим ему слово.
«Среди всех ракет начала космической эры ракета Р-7 оказалась рекордным долгожителем. Начав свой триумфальный путь в 1957 году в качестве первого в мире потенциального носителя водородной бомбы, Р-7 после нескольких модернизаций в различных модификациях продолжает верно служить космонавтике и по всем прогнозам окончательно закончит свою службу не ранее начала XXI века. Неизменные первые две ступени служат фундаментом, на котором надстраиваются третья и четвертая ступени. История этой ракеты описывалась в виде сплошного торжественного марша победителей от одного космического триумфа до другого. Каждый из таких триумфов, как правило, преподносился средствами массовой информации под заголовком «Впервые в мире».
Летные испытания начались успешно в конце 1959 года. Всего предполагалось пустить восемь ракет, из них, по крайней мере, три — на предельную дальность. Первые пуски по «Куре» (так называли для секретности район падения головных частей на Камчатке) прошли успешно. Была подтверждена надежность конструкции новой, облегченной почти вдвое, головной части и эффективность мероприятий по повышению точности автономной системы управления.
Однако главным испытанием для «семьдесят четвертых» должна была стать проверка на предельную дальность при стрельбе по акватории Тихого океана. Для фиксации точек падения, радиоконтроля конечного участка траектории и приема телеметрической информации были оборудованы специальные вспомогательные корабли Тихоокеанского флота. Эти корабли шли под военно-морским гидрографическим флагом. Они объявлялись Тихоокеанской гидрографической экспедицией (ТОГЭ), должны были заранее выйти в район расчетных точек падения головных частей и, расположившись относительно точки прицеливания по вершинам треугольника, ждать пуска.
Корабли были оборудованы приемными станциями телеметрии и радиолокаторами для слежения за головными частями, в которые устанавливался приемоотвегчик «Рубин». До входа в плотные слои атмосферы мог осуществляться радио-контроль и за второй ступенью ракеты, если еще работал комплект бортовой аппаратуры. Для точной фиксации точки приводнения головная часть снабжалась взрывным зарядом, который при ударе о воду разбрасывал краску.
Корабли ТОГЭ должны были обнаружить на поверхности океана ярко-желтое пятно и, точно определив его координаты, передать сообщение в координационно-вычислительный центр командно-измерительного комплекса. Оттуда эти данные передавались в штаб РВСН и Государственную комиссию.
Корабли ТОГЭ были тихоходными. До района падения — южнее Гавайских островов — им предстояло идти из Петропавловск-Камчатского почти пять суток. Нужно было еще иметь запас «на всякий случай». Фактически корабли прибывали в район падения за несколько суток и болтались в океане, ожидая команды готовности — кодированного предупреждения о дате и точном времени пуска. Если происходила задержка или перенос пуска, экипажам ТОГЭ по радио толком ничего объяснить не могли. Радиообмен с кораблями флота, по мнению специалистов из органов безопасности, мог содержать информацию, перехватив которую, разведка США смогла бы раскрыть цели и задачи пусков, а также назначение кораблей ТОГЭ.
Мне не раз приходилось убеждаться, что в органах государственной безопасности, опекавших ракетную технику, служили вполне разумные люди. Однако они почему-то считали, что если мы объявляем, что суда ТОГЭ многие недели болтаются в тихоокеанских просторах с научными задачами, то американские спецслужбы этому поверят. Это была секретность только для внутреннего употребления.
В отношениях между СССР и США произошло явное потепление после визита Хрущева в Америку, встречи с президентом Эйзенхауэром и выступления в ООН с программой всеобщего разоружения. Это происходило в сентябре 1959 года. Апологетам «холодной войны» такой поворот в международной обстановке был явно не по нутру. Тем более, что Хрущев пригласил Эйзенхауэра в СССР и встреча предполагалась на берегу Байкала весной или летом 1960 года. Чего доброго, в самом деле, договорятся о прекращении гонки вооружений и разоружении.
В этой новой обстановке потепления отношений резким диссонансом явилось сообщение ТАСС о предстоящих испытаниях ракет с падением их в районе Тихого океана, в котором безраздельными хозяевами являлись США. Сторонникам холодной войны мы, сами того не желая, дали повод для обвинений руководства СССР в коварстве и реальной угрозе безопасности Соединенных Штатов.
Для координации действий во время пусков по акватории штаб флота направил в состав Государственной комиссии своего представителя. На одном из заседаний он рассказал, в какое положение попали корабли ТОГЭ, находящиеся в районе возможного падения, объявленного сообщением ТАСС опасным для судоходства на время пусков. Вокруг трех наших кораблей непрерывно дежурили десятки американских, английских и французских военных судов. Американские военные корабли вели себя крайне нагло, подходили вплотную к нашим безоружным судам, угрожая столкновением. Неожиданно в двух десятках метров от борта наших кораблей появлялись перископы подводных лодок. Всепогодные самолеты-разведчики «Нептун» вели себя особенно нахально. Сообщали о таком случае. В облачную погоду с одного из судов ТОГЭ подняли вертолет для тренировки. В это время из низкой облачности вывалился «Нептун» и пошел бреющим полетом на корабль для фотографирования. Казалось, столкновение с вертолетом неизбежно. Вертолет резко взял вверх и успел уйти так, что «Нептун» прошел между ним и кораблем. При следующем облете моряки погрозили «Нептуну» кулаками. Штурман самолета, хохоча, ответил тем же. Командир корабля при очередном налете «Нептуна» решил ослепить его фотоаппаратуру прожектором. Штурман самолета снова грозил кулаками.
Но как только корабли ТОГЭ получали по радио сведения о четырехчасовой готовности и начинали расходиться на предназначенные для них места — к вершинам треугольника, все окружавшие их военные корабли уходили подальше от греха на 10—15 миль. К удивлению наших моряков, эта эвакуация чужих кораблей начиналась иногда раньше, чем до командования ТОГЭ доходило предупреждение о готовности. Были у американцев какие-то свои каналы получения достоверной информации о действительном положении на нашем старте.
Со времени пусков 1957 года, а, конкретно начиная с 19 августа, когда впервые появилось сообщение ТАСС о создании в СССР межконтинентальной ракеты, подобного рода сообщения-коммюнике сочинялись Советом главных. Так повелось, что бы ни случилось в ракетной технике или космонавтике, первую «рыбу» должны были сочинить главные. Эту работу партократы доверили технократам.
Первое сочинение, согласованное с Госкомиссией на полигоне, срочно передавалось в Москву, рецензировалось и правилось в Оборонном отделе ЦК и передавалось в ТАСС для сообщений в печати и по радио. Обычно «самые главные» от этой неблагодарной работы уклонялись. По инициативе Келдыша текст в первой редакции обычно поручали сочинять Ишлинскому. Келдыш любил его величать по-латыни «эль профессоре». Александр Юльевич не обижался. Он привлекал к работе чаще всего Охоцимского и еще кого-либо из интеллектуалов. Когда текст был готов для обсуждения, Королев и Келдыш собирали всех свободных от неотложных дел членов Совета и Госкомиссии. Здесь начинались правки и переделки, которые иногда затягивались на несколько часов. Москва при этом нервничала и торопила. На радио, как правило, сообщения ТАСС в первые ракетно-космические годы доверяли читать только Левитану.
Перед пусками по акватории вдруг выяснилось, что корабли ТОГЭ, направляющиеся к Гавайским островам, хоть и в нейтральные воды, никак нигде не объявлены. Необходимо было срочно опубликовать коммюнике, легализующее их пребывание в районе падения головных частей и остатков второй ступени. Это была обязанность Министерств обороны и иностранных дел.
Однако на Совете главных 30 декабря 1959 г., когда в числе других вопросов обсуждали и ход подготовки к первому пуску «семьдесят четвертой» по Акватории, Рязанский проявил инициативу и напомнил Королеву, что необходим срочно подготовить коммюнике о предстоящих пусках с целью легализации пребывания ТОГЭ в Тихом океане. Королев вспылил, сказал, что он этим заниматься не будет и Рязанский тоже пусть не суется не в свое дело. СП был явно не в духе и высказался в столь резкой форме, что Михаил покраснел, надулся и замолчал. В это время позвонил по «кремлевке» министр. Он сказал, что коммюнике написано, просил Королева выслушать и согласовать. СП заявил, что этим уже занимается Рязанский, передал ему трубку и, обернувшись к нам, широко улыбнулся — вот, мол, как Михаил наказан за свою инициативу, пусть теперь согласовывает. Коммюнике появилось на следующий день и вызвало невероятный шум в мировой печати и на всех радиоголосах. Сторонники холодной войны кричали, что призывы Хрущева к всеобщему разоружению, миру и дружбе — это чистая пропаганда, а вот новые ядерные ракеты — это реальная угроза Соединенным Штатам. Так или иначе, но визит Эйзенхауэра в СССР, о котором Хрущев договорился в сентябре, оказался под вопросом.
Первый пуск на предельную дальность был назначен на 19 января. Однако в районе падения, по докладу командира флотилии, такой сильный туман, что нельзя было рисковать вертолетом для поиска пятна на воде.
Пуск состоялся на следующий день — 20 января. Командир ТОГЭ капитан первого ранга Максюта доложил: «Все нормально». Координаты точки падения из соображения секретности не передавались. Если «все нормально», значит, мы попали в заданный квадрат. Американцы, конечно, произвели точное определение места падения головной части, но они не знали расчетной точки приводнения. Поэтому они могли ориентироваться только по положению пятна относительно наших трех кораблей. По поведению наших кораблей они ожидали пуска 19 января. Пуск не состоялся из-за тумана, но в Америке успели выпустить сообщение о якобы имевшей место неудаче. Получилось, как в фильме: «При каждой неудаче давать умейте сдачи» — мы запустили 20-го, и за этим последовало коммюнике. Теперь уже поднялся шум по поводу удачи.
Следующий пуск состоялся 24 января. Вот здесь, действительно, была неудача. Рулевая камера бокового блока «В», по-видимому, вследствие плохой продувки азотом, взорвалась. Начался пожар на блоке «В», двигатель погас и весь пакет развалился на 31-й секунде. Наши корабли продолжали болтаться в море, окруженные американскими эсминцами. Снова в зарубежной печати появилось сообщение о неудаче Советов при очередной попытке пуска. Мы никакого опровержения не публиковали — решили молчать до последнего по программе третьего пуска.
Последний пуск был назначен на воскресенье 31 января. Он считался столь обычным, что все руководители пребывали дома. Подготовка и пуск производилась военным расчетом при минимальном участии специалистов промышленности. Нам в ОКБ о ходе подготовки и пуска с полигона докладывал ведущий конструктор Кашо. На ВЧ-связи в кабинете Королева — Аркадий Осташев, Бродский, Шабаров. В Москве и на полигоне стояла стужа — мороз 23 градуса с ветерком. Меня без труда уговорили следить за последним пуском по району тропических островов в теплом море, не выходя из дома. В 20 часов по телефону Осташев сообщил: «Все в порядке. Даже у Митрофана Ивановича (это Неделин), который находится в своем штабе, замечаний нет, и он всех поздравляет». Через полтора часа Осташев позвонил вторично и спросил, слышу ли я по телефону шум. Я подтвердил, что многоголосый шум и восклицания доходят. «Это нам сообщили, — доложил Осташев, — что все гораздо лучше, чем было. Мы послали нарочного в гастроном и сделали все, как нужно. Предлагаем и вам отметить это событие, не выходя из дому». Я последовал мудрому совету.
В последнем коммюнике по этому поводу было сказано, что задачи испытаний выполнены и район безопасен для судоходства. Корабли ТОГЭ возвращались в Петропавловск-Камчатский, Остальные испытательные пуски «семьдесят четвертых» проводились по Камчатке».
Глава из книги Курочкин А.М., Шардин В.Е. "Район закрытый для плавания. История секретных экспедиций". |