Вице-адмирал Квятковский Юрий Петрович

 Автобиографическая справка.

Фактор случайности   

Если говорить честно, в Военно-Морской Флот, как и в разведку, я попал случайно.

В войну после эвакуации из блокадного Ленинграда я оказался в Казахстане в городе Кзыл-Орда. Как и все пацаны, в зависимости от увиденного фильма, грезил быть то танкистом, то лётчиком, то артиллеристом, то моряком, но больше всего хотелось в пехоту. Однако, вернувшись в 1946 году в Ленинград, по совету дальних родственников хотел поступить в Ленинградское военно-морское подготовительное училище (ЛВМПУ). Но приём уже был закончен, поэтому продолжил учёбу в своей родной 181 средней школе, что в Соляном переулке вблизи Летнего сада. Более тесно сдружился с одним из одноклассников – Рэмом Ефимовым, который убеждал, что только Горный институт и только геолого-разведочный факультет, – стоящее для настоящего мужчины дело, не говоря о сплошной романтике. Убедил!

Но в 1947 году, после окончания 8-го класса, в один из июньских дней занесло меня с племянником в ЦПКиО, что на Кировских островах. В тихом месте случайно повстречался нам морячок с девушкой. Зацепились, стала назревать конфликтная ситуация. В ходе «беседы» узнал, что объявлен дополнительный набор в «подготию», то есть в то самое ЛВМПУ. Вначале информация прошла мимо ушей. Через пару дней рассказал своим дружкам по классу. И вдруг «геолог-разведчик» Рэм стал убеждать нас сходить в «подготию»:

– Может, что и выгорит?

Спрашиваю:

– А как же Горный?

В ответ:

– Подождёт. Матери совсем трудно стало меня и сестру кормить и одевать.

У меня дома тоже было не легче. Отец погиб на фронте. Жил с мачехой, постоянной работы у неё не было, подрабатывала шитьём на дому. И мы поехали. Пришли в приёмную комиссию. Там растолковали нам, какие бумаги в течение двух дней необходимо собрать.

Пришли снова, сдали нужные документы и прямиком на медкомиссию. Дружки не прошли, а вот мне сказали через день придти на первый из восьми экзаменов. Пришёл, сдал. Потом сдавал ещё семь экзаменов чуть ли не каждый день подряд. Сам удивился: в 181 школе я из «трояков» не часто выбирался, хотя любил математику, физику, литературу и географию. Историю – так-сяк. А тут вдруг ниже четырёх баллов не получал. Подумал: «Случайно, повезло на знакомом материале». 

Шесть лет учёбы – как один день 

Оглянуться не успел, как остригли «наголо» и одели в серую робу (флотская одежда из грубой типа джинсовой ткани), а на бритую голову – «беску» (бескозырку) без ленточек (до слёз обидно было от такой дискриминации).
 

Ленинград, ЛВМПУ, 232 класс, 3 февраля 1948 года. Слева направо. Первый ряд: Лёня Иванов, Коля Попов, Костя Селигерский,  Норд Лебедев, Женя Корнев.  

Второй ряд: Игорь Пакальнис, Володя Муниц, командир курса И.С. Щёголев, командир роты И.И. Савельев, Владилен Груздев, Толя Клементьев, Игорь Владимиров. Третий ряд: Витя Грязнов, Витя Гольденберг, Жора Келлер, Валера Гусаков, старшина роты Николай Чаплыгин, Серёжа Богатырёв, Валя Гаврилов, Валя Семёнов. Четвёртый ряд: Коля Победаш, Юра Квятковский, Серёжа Крюков. 

Два года в «подготии» и четыре в 1-м Балтийском высшем военно-морском училище подводного плавания пролетели как один день. К сожалению, за все эти годы даже мало-мальского представления о военно-морской разведке не получил.

 Ленинград, 1950 год.

Юрий Квятковский – курсант 2-го курса 1-го Балтийского высшего военно-морского училища. 

Офицерская служба пошла  

Попал, как и хотел, на подводную лодку Северного флота. Стал командиром минно-торпедной группы подводной лодки Б-8 типа «К».

Полярный, 1944 год.Крейсерская подводная лодка К-55 возвращается из боевого похода (после войны названа Б-8). 

Вот здесь-то я впервые стал, так сказать, факультативно познавать азы флотской разведки и жуткую неприязнь к ней. Дело в том, что в ходе отработки задач боевой подготовки каждый офицер-подводник должен был сдавать массу зачётов как у себя на подводной лодке командиру, старпому и механику, так и флагманским специалистам соединения.

 Полярный, 1954 год.  Командиры торпедных групп БЧ-2-3 подводных лодок типа «К» Б-4 (К-21) Костя Селигерский и Б-8 (К-55) Юра Квятковский. 

Флагманским специалистом по разведке в то время был капитан 2 ранга Г.В. Иващенко. Боялись его офицеры-подводники ужасно. Надо сказать, что в те времена получить зачёт у любого принимающего было непросто, ибо только абсолютно безошибочные ответы на любой вопрос принимались во внимание. Заикание и неуверенность были неприемлемы. Но труднее всего было получить зачёт у Г.В. Иващенко.

За долгую штабную службу он выработал свою методику зачётов. Приходили мы к нему в кабинет, конечно, по одному. Садились перед его столом на одиноко стоящий табурет. Долго и нудно отвечали на вопросы, касающиеся своей личности. Ответы он заносил в какой-то свой особый «колдун» – личную записную книжку. После такой вот «психологической подготовки» он доставал из сейфа объёмистую колоду карточек по размерам, близким к игральным, быстро подносил к глазам отвечающего одну из них и требовал также быстро ответить: силуэт какого вражеского корабля (самолёта, вертолёта, оружия) видит офицер и каковы его многочисленные тактико-технические характеристики.

Ну, силуэты как-то можно выучить и отгадать. Типов кораблей и самолётов не так уж много. А вот тысячи цифр зазубрить я не мог. Не мог – и всё тут. Не понимал, зачем мне это наизусть надо знать. Есть ведь справочник, и всегда достаточно при необходимости заглянуть в него. Я понимал, что основные цифры для принятия немедленных решений и действий помнить надо. Но зачем мне, лейтенанту подводной лодки, надо знать численность экипажа, скорость малого, среднего и полного хода, мощность двигателей, запас топлива и воды, предельную высоту полёта самолёта и прочее и прочее. Этого никто, включая сурового Г.В. Иващенко, объяснить не мог.

Ему-то самому было проще. На карточке перед моими глазами был силуэт, а на обратной её стороне перед глазами Г.В. Иващенко были и название, и тип корабля, и сколько их у супостата, и каковы все его тактико-технические характеристики. Конечно, такая несправедливость не вызывала положительных эмоций относительно разведки и её специалиста. Поэтому я старался правдами и неправдами ускользнуть от встреч с флагманским разведчиком. Так вот и жил до 1957 года, ведя неравную борьбу с разведкой, её флагманским специалистом, и пытаясь разобраться, что же в действительности мне от неё или ей от меня надо. 

На ПЛ  С-276 

Летом 1957 года мои познания в разведке стали расширяться. На флотском учении нашей подводной лодке С-276 повезло, – было приказано в Лиинахамари принять разведгруппу из пяти человек и затем высадить её в Териберском заливе в нужном месте. Всё строго секретно. Попыхтели мы тогда втроём: командир – капитан 3 ранга В.Г. Кириллин, штурман – старший лейтенант В.Н. Снетков и я – врио старпома, над наставлениями и руководствами, лоцией, картами и планами, расчётами перехода и организацией высадки. 

Гремиха, 1958 год. Офицеры подводной лодки С-276. В центре командир капитан 3 ранга Кириллин В.Г. и старпом старший лейтенант Квятковский Ю.П.

На бумаге вроде бы всё получалось нормально. В назначенное время мы получили шикарную надувную десятиместную американскую прорезиненную лодку, а чуть позже офицер разведки флота доставил на борт пятерых относительно молодых людей в гражданской одежде и потребовал разместить их в лодке так, чтобы ни одна живая душа не видела их лиц. Задача, мягко говоря, забавная. Это на лодке 613 проекта!

Положили мы их на койки офицеров во втором отсеке, закрыли шторками. Обоюдно решили, что сутки-двое они так выдержат. Кушать тоже там же за шторками будут. Но как ходить скрытно в гальюн из второго отсека в центральный, где всегда много вахтенного люда? Предложили заматывать им чем-нибудь головы или надевать противогазовую маску. Но те не захотели.

Операция по высадке разведгруппы всех увлекла и по технике её выполнения, и по сложившейся обстановке. Прибыв в район высадки, мы должны были, сообразуясь с окружающей обстановкой, всплыть в позиционное положение и от специальных автономных баллончиков со сжатым воздухом надуть шлюпку на верхней палубе подводной лодки.

Прибыли. Дождались, когда противолодочные силы куда-то отошли из района. Всплыли, вытащили на палубу шлюпку, развернули её, чтобы надуть. Баллончики, конечно, заранее не проверили. Как и положено в таких случаях, они оказались заряжены не полностью. Догадались протянуть из центрального поста гибкий металлический шланг, и кое-как без переходника надули резиновую шлюпку.

Чтобы шлюпку после высадки вернуть обратно, выделили двух матросов из нашего экипажа. Однако злоключения продолжались. При подходе к берегу шлюпку распороло о прибрежные камни. О возвращении матросов думать не приходилось. Разведчики ушли по своему заданию. Мы же с подводной лодки условным световым сигналом приказали матросам идти в ближайший посёлок самостоятельно. И пошли наши «бедолаги» по тундре, куда глаза глядят.

Наверное, долго они блуждали бы, но, на наше счастье, пограничники поймали обе группы. Разведгруппу по указанию свыше немедленно доставили в Североморск «со всеми почестями», а вот наших матросов отправили в какую-то часть, и разыскали мы их в чьих-то казармах недели через две.

Больше с разведкой у меня контактов не было до конца 1958 года.

Дальше опять случайности. В том году, следуя «чувству стадности» вместе с более старшими по пребыванию в должности старпомами с лодок нашей бригады подал рапорт по команде о направлении меня на учёбу на командирские классы в Ленинград. Естественно, получил отказ от самого комбрига контр-адмирала Гарвалинского: – «Молод ещё!».

Месяц спустя, лодка прибыла на Ростинский судоремонтный завод. Внезапная проверка ремонтирующихся кораблей самим контр-адмиралом А.Е. Орлом, командующим подводными силами флота. Заслушал сначала командиров о делах на каждой подводной лодке, затем врио командиров, среди них был я. Дела на нашей лодке и доклад мой чем-то понравились командующему. Спросил, иду ли я на учёбу в текущем году. Ответил, что нет.

– Почему?

– Комбриг сказал, что молод ещё.

– Серьёзный недостаток, – заключил А.Е. Орёл. 

В 28 лет – командир подводной лодки   

На следующий день команда от «деда Гарвалинского» срочно пройти медкомиссию. Через полтора месяца оказался уже на специальных офицерских классах в Ленинграде.

Как-то была связана с разведкой кафедра теории торпедной стрельбы. В ходе торпедных атак на тренажёре в учебном кабинете приходилось иногда докладывать тактико-технические характеристики атакуемых вражеских кораблей светилу теории торпедной стрельбы того времени – капитану 1 ранга Л.Я. Лонциху.

Вернулся с классов уже командиром своей же родной подводной лодки С-276. 

 Северный флот, Гремиха, 1959 год. Командир подводной лодки С-276 капитан-лейтенант Квятковский Юрий Петрович. 

Вскоре стал понимать, что в части разведподготовки, главное – не заучивание тактико-технических характеристик вероятного противника. Чтобы довести лодку до цели за тридевять земель, надо знать гораздо больше. Знать не только систему и организацию противолодочной войны вероятного противника на театре, организацию противолодочной обороны соединений его кораблей и судов, но и тактику использования его противолодочных сил, их возможности по обнаружению и поражению подводных лодок.

Северный флот, Гремиха, 1959 год. Подводная лодка С-276 швартуется к причалу после дальнего похода. 

Боевая подготовка и учения показывали, что и этого для командира тоже мало. Надо уметь ещё умно, грамотно и тщательно рассчитывать свои маневры так, чтобы постоянно знать, где и что делает противник, уметь уклоняться от обнаружения, не надеяться на то, что кто-то свыше пришлёт тебе в море данные об окружающей тебя обстановке по противнику. Наоборот, этого от тебя ждёт твой штаб.

 Северный флот, Баренцево море, 1959 год. При первой возможности контролировал своё место по светилам. 

Пренебрежение всеми этими вопросами вело к неприятным, а иногда и печальным последствиям. К сожалению, в учебных заведениях нас этому в должной мере не учили. Учила командирская жизнь. По наивности удивлялся, почему, к примеру, на кафедре тактики ВМФ офицерских классов не было хотя бы одного профессионального морского разведчика для организации минимального курса разведподготовки с будущими командирами боевых кораблей.  

Удачно «отхватил» приз Главкома 

Командовал подводной лодкой и набирался ума вплоть до 1962 года, когда опять, повинуясь «чувству стадности», вместе с другими шестью более «старыми» командирами нашей бригады подал рапорт для направления меня на учёбу в Военно-Морскую академию.

 Северный флот, Гремиха, 1963 год. Командиры подводных лодок нашей бригады. Справа налево: капитаны 3 ранга В. Семёнов, И. Бардеев, Ю. Квятковский, М. Пихтилёв, Г. Вассер, М. Магаршак. 

Шансов практически не было. У других командиров возраст для поступления в академию был почти на пределе. Это была их, можно сказать, последняя возможность. У меня же был довольно-таки большой «возрастной запас». Пройти же кандидатом в академию от нашей бригады должен был лишь один из нас. Рапорт о желании поступить в академию я на всякий случай подал.

Как мне казалось, основание на это было. Дело в том, что в 1962 году наша подводная лодка «отхватила» приз Главнокомандующего ВМФ по торпедной стрельбе подводных лодок. Как я полагал, приз Главкома и есть та материальная основа, которая давала мне право для поступления в академию.

Приз для нашего экипажа, как мне кажется, был не случайностью, а скорее следствием многочисленных и постоянных ежедневных тренировок в учебном кабинете торпедных атак в штабе соединения. У меня была договорённость со старшиной-инструктором этого тренажёрного кабинета, который пускал меня в него в неурочное время и помогал отработать две-три атаки ранним утром, днём вместо «адмиральского часа» (обеденного перерыва) пять-шесть атак и вечером две-три. И так каждый день, когда я бывал в базе. Без помощников и боевого расчёта главного командного пункта (ГКП) подводной лодки, один за всех. Дошёл в этом деле до отчаянного автоматизма, когда решения и команды возникали как бы сами по себе без видимого напряжения моего мыслительного аппарата. Думаю, это был хороший тренинг, так необходимый для каждого офицера, особенно командира. Кроме того, были и плановые еженедельные тренировки в том же кабинете, но всего боевого расчёта ГКП подводной лодки. Этот тренинг и помог нам на призовых торпедных стрельбах.

Атака была весьма быстротечной. В двух словах о ней можно сказать так: два ближайших к лодке из четырёх кораблей охранения были «поражены» самонаводящимися торпедами, затем прорыв к главной цели – к крейсеру, четырёхторпедный залп по нему, «поражение», погружение на рабочую глубину и маневр на отрыв от кораблей. Это схематично. Детально атаку пришлось осмысливать значительно позже.

Командующий флотом адмирал Касатонов, который был на крейсере, остался очень доволен атакой и стрельбой торпедами.

В итоге приз Главнокомандующего Военно-Морским Флотом достался нашей подводной лодке.

К слову сказать, ни в моих личных документах, ни у большинства других, кто удостаивался таких же призов, сей факт никак не отражался ни в аттестационных, ни в анкетных материалах. Вот «состоял» – «не состоял», «имел» – «не имел», «был» или «не был», – всё это было в избытке. А то, что мы были фактически асами в своём деле, нигде не отражалось. В общем, с «призовиками» что-то у нас не так, не до конца всё было продумано. Для меня же тот Главкомовский приз 1962 года был более дорогой наградой за мой и моих подчинённых труд, чем позже полученные государственные и ведомственные награды.

 Северный флот, Гремиха, 1962 год. Вот он – заветный приз Главнокомандующего ВМФ за торпедную стрельбу подводной лодки С-276.  

Не было бы счастья…   

Через несколько месяцев, уже в 1963 году, на одном из флотских учений получил задачу обнаружить выходы подводных лодок из базы. Как мне казалось, не очень сложная задача разведки, однако решить её достойно не смог. Не учёл в полной мере особенностей гидрометеорологической, в том числе и ледовой, обстановки в районе, предельных возможностей системы берегового наблюдения и обнаружения целей. Думаю, не хватило навыков грамотного маневрирования по уклонению от поиска противолодочными кораблями. В результате был обнаружен береговой системой наблюдения, не смог уклониться от противолодочных кораблей, задачу не выполнил.

Доложили командующему флотом. Как мне потом рассказывали, В.А. Касатонов спросил:

– Это тот-ли Квятковский, который приз Главкома получил?

– Да, – ответили.

– Что же он так плохо маневрировал в районе?

– Видимо, слабовата оперативно-тактическая подготовка.

– Ну, отправьте его подучиться.

– Он подал рапорт с просьбой о поступлении в академию, но немного молод ещё.

– Потом будет стар. Пусть едет.

Вот так, фактически из-за слабой разведподготовки, я был направлен в Военно-Морскую академию. Спасибо командующему.

В 1963 году началась моя учёба на командном факультете в академии. Жизнь приобрела размеренный и спокойный характер. Перспектива после окончания учёбы в целом была ясна: либо начальник штаба бригады дизельных подводных лодок, а может быть и комбриг, либо командир атомной подводной лодки. Меня устраивал любой вариант. О более дальней перспективе не думал.

Учили нас добротно, обстоятельно и разносторонне. Значительная часть преподавателей приучала думать, искать свои оригинальные решения.  

Как я попал в разведку 

Проходил первый год учёбы. Ничто не предвещало резких поворотов на жизненном пути. Ошибался. Случилось непредвиденное, и опять в силу моей «молодости».

По представлению академии приказом Главнокомандующего ВМФ на нашем факультете создавалась группа разведывательной специализации в составе четырёх слушателей. Было решено первую группу укомплектовать из слушателей нашего курса к началу второго года обучения.

Инициаторами и организаторами этого полезного начинания были начальник кафедры разведки – тогда контр-адмирал Соловьёв Виктор Ильич, и старший преподаватель этой кафедры капитан 1 ранга Кондратьев Глеб Петрович. Оба профессионалы с богатым разведывательным прошлым. О В.И. Соловьёве (за глаза просто «Ильич») ещё с Балтики, где он был начальником разведки флота, шлейф легенд шёл. Он резко отличался от других преподавателей академии своей разносторонней эрудицией, неординарностью и прямотой суждений, завидной энергичностью и многим другим, что, как нам казалось, было необходимо матёрому разведчику.

Вместе с нами на курсе учились двое морских разведчиков – Виталий Королёв и Юрий Яковлев. Оба с лейтенантских звёзд попали во флотскую разведку и на своём уровне были достаточно опытными. Естественно, оба они автоматом оказались в разведгруппе. Надо было добрать ещё двоих. Решено было взять одного из надводников, одного из подводников. Надводника подобрали довольно быстро – уговорили дальневосточника Виктора Зайцева. До академии он был командиром эсминца. А вот с подбором подводника пришлось В.И. Соловьёву поработать более солидно.

Вначале он перебрал командиров атомных лодок. Получил категорический отказ, и неудивительно: слишком большая перспектива по сравнению с разведкой была в те годы у «атомщиков». Пришлось взяться «Ильичу» за командиров дизельных субмарин. Собрал он тогда совет с участием В.Н. Королёва и Ю.В Яковлева. Кто там назвал мою фамилию, я так и не узнал. Но после этого совета «Ильич» ухватился за меня стальной хваткой. Как он расхваливал мне разведку! Как восхищался моей молодостью! После такого, наверное, и мёртвый побежал бы в эту самую разведгруппу. Но на первом раунде я устоял, устоял и на втором.

На третий раунд вызвал он меня вместе с секретарём партбюро факультета капитаном 1 ранга Н.Я. Приёмовым. В голове появились некоторые колебания, всё-таки партийный долг обязывает. Но тут, к моему удивлению, «Ильич» допустил непростительный промах. На мой вопрос, кем я буду после окончания академии, он, не задумываясь, с соответствующим пафосом ответил:

– Начальником разведки соединения подводных лодок!

Конечно, после такого ответа я чуть со стула не свалился. Чудной. Он думал, что выдал мне высшую награду Отчизны, а у меня перед глазами моментально всплыл сейф Григория Васильевича Иващенко и его злополучные карточки с силуэтами кораблей «супостата». Конечно, я и в мыслях не мог допустить того, чтобы такой «опытный» и «перспективный» командир, каким я считал себя, спустился бы до этих проклятущих карточек. «Ильич» проиграл, как я считал, свой последний раунд в части моей кандидатуры.

Но через неделю вызывает меня начальник факультета вице-адмирал В.Ф. Котов. Пришёл и глазам не поверил. Кворум был, что надо! Сам начальник факультета, «Ильич», начальник политотдела, тот же секретарь партбюро факультета, заместитель начальника факультета капитан 1 ранга П. Сидоренко (свой брат – подводник) и ещё кто-то, наверное, из отдела кадров академии.

Вначале беседа носила довольно «ласковый» характер. Говорили про то, как хорошо, что я так молод, а уже командир боевого корабля, да ещё в академии и так далее. Говорили о долге коммуниста и чести офицера идти туда, куда «указуют» старшие, и тому подобное. Я же бубнил одно:

– Хочу остаться подводником.

Прошло минут двадцать-тридцать, и, видимо, эта волынка всем порядком надоела, особенно начфаку. Поглядев на меня со всей суровостью, на которую он был способен, двинул в мою сторону лист бумаги и очень твёрдо сказал:

– Ну, вот что, молодой человек, пиши рапорт о зачислении в разведгруппу.

Наверное, не следовало ему так делать, ибо после таких слов в меня как-будто бес какой вселился. Забыв о долге и чести, о которых мне до этого говорили, я вскочил и ещё твёрже ответил:

– Никогда такого рапорта добровольно не напишу!

Воцарилась мёртвая тишина, затем раздалось весьма краткое заключение В.Ф. Котова:

– Что мы с ним тут возимся? Включить в приказ Главкома!

Вот так и стал я морским разведчиком. Прозаично? Смешно? Не знаю. Но думаю, надо как-то по-другому комплектовать кадры разведки. Ведь на курсе были три хороших и опытных командира дизельных подводных лодок, которые были практически согласны перейти в разведгруппу. Почему было их не взять? Думаю, что мой, более молодой, чем у этих ребят, возраст сыграл свою роковую роль.

Второй курс начали с переселения в свою, отдельную, «разведывательную» комнату. Старшим назначили Виталия Королёва. Принципиально особых перемен в обучении не произошло. Мы продолжали ходить на лекции и практические занятия вместе со всем курсом. С ними сдавали положенные зачёты и экзамены. В то же время появились чувствительные отличия. После шести часов занятий все порядочные слушатели разбегались кто куда на так называемую самоподготовку. Мы же плелись ещё на два-три часа дополнительных занятий по освоению своей разведывательной специальности. Таким же образом лишились мы «короткой» субботы и еженедельного, свободного, так любимого всеми другими слушателями одного дня самостоятельной подготовки.

Дело было новое. Мы были первыми, подопытными слушателями разведывательной специализации. Как водится на флоте, организацию создали, а обеспечением её функционирования занимались по ходу дела. Поэтому не вызывало удивления отсутствие учебников, пособий и других учебно-методических разработок. Всё делалось одновременно с нашим учебным процессом. Не берусь судить, кому было труднее, нам или преподавателям кафедры разведки. Скажу одно: старались все, и мы, и они. Пожалуй, старания и ответственности у них всё же было больше, чем у нас.

Периодическое появление в конце третьего года учёбы московских кадровиков будоражило нас. Наконец, приехал в нашу группу из Москвы разведывательный кадровик капитан 1 ранга Мельничук Ульян Семёнович, опытный и своё дело знающий. С ребятами группы он весьма быстро разобрался. Со мной же дело опять осложнилось.

Я категорически отказался от должности начальника разведки объединения подводных лодок. Это несколько обескуражило Ульяна Семёновича. Пообещал в Москве подумать, но и мне весьма тонко посоветовал не очень-то из себя строить, ибо как разведчик я ещё только теоретический. С тем и разошлись.

Главное здание Военно-Морской академии имени Адмирала Флота Советского Союза Н.Г. Кузнецова. 

В конце мая 1966 года приехала последняя кадровая комиссия для окончательного формирования выпускного приказа. Возглавлял её капитан 1 ранга Михаил Иванович Блажин. Лично знаком всем командирам, да и старпомам подводных лодок. Начальник отдела и заместитель начальника управления кадров ВМФ. Очень известный и справедливый офицер. Работали они три или четыре дня.

Не знаю, почему, но из нескольких десятков выпускников я оказался последним. Ни по алфавиту, ни по успеваемости, ни по общественной работе вроде бы последним не был. Волновался ужасно. Наконец, вижу, что остался один, кого ещё не вызывали на беседу. Не выдержал, пошёл сам к заветным дверям. Стою, жду.

Вдруг выскакивает П. Сидоренко:

– Сейчас вызовут, предложат два варианта: офицером в разведку на Черноморский флот и в Москву.

– Куда? – спрашиваю его.

– А я откуда знаю их дела. Решай сам.

В этот момент вызывают меня. Тёплое приветствие М.И. Блажина и тут же упрёк, что я предал подводный флот, а ведь был, как он сказал, хороший командир. Я, в буквальном смысле, взвыл от такой несправедливости. Стал умолять его забрать меня обратно в подводники, что согласен на свою старушку С-276, правда, не забыв упомянуть при этом, что и медкомиссию по «атомам» успешно прошёл. Видимо, мольбы не подействовали. Сказал:

– Нам и в Москве такие тоже нужны, конечно, если Вы будете согласны годика два жить в ожидании квартиры, снимать «углы» без всяких дотаций.

Я согласился, но жил в чужой квартире не два, а три с половиной года, как положено, за свой счёт без всяких дотаций. Вскоре пришёл приказ Министра обороны о назначениях нашего выпуска. Меня действительно назначили старшим офицером в Разведку Военно-Морского Флота. Кто это решил, я так и не узнал.

Виктора Королёва назначили начальником штаба в одну из ведущих в ВМФ подмосковную часть, Виктора Зайцева и Юрия Яковлева – в разведуправления штабов Тихоокеанского и Северного флотов соответственно. 

 Ленинград, 1966 год. Группа выпускников командного факультета Военно-Морской академии. Стоят слева направо: В.Зайцев (будущий начальник штаба 38 бригады кораблей ОСНАЗ ТОФ, прим. автора сайта), В. Нечаев, Г. Пузырёв, А. Калинин, А. Жиделев, В. Просвиров, Ю. Яковлев, А. Михайлов. Сидят слева направо: Ю. Квятковский, В. Хвощ, М. Косяченко, В. Королёв, В. Петров. 

Прощальный банкет выпускников академии и здравствуй, новая служба! 

Служба в Разведке ГШ ВМФ   

В Москву мы приехали вдвоём с В.Н. Королёвым. Встретил нас капитан 2 ранга В.А. Косыгин на своей машине. До ГШ ВМФ меня подбросили. После необходимых формальностей пропускного режима оказался в комнатушке уже известного мне офицера по кадрам в разведке капитана 1 ранга У.С. Мельничука. Встретил тепло. Поздравил, подбодрил и отвёл к начальнику Разведки ВМФ, тогда контр-адмиралу, Юрию Васильевичу Иванову.

О нём я кое-что знал по подплаву Северного флота, когда после училища служил в Полярном. Он был тогда капитаном 2 ранга, командиром большой подводной лодки 611 проекта. В отличие от многих других подводников всегда был в накрахмаленной белой рубашке, тщательно наутюженных брюках и кителе, в ослепительно начищенных штиблетах. Говорили, что у него и на лодке такой же блеск и порядок. Ходил слух, что одно время он был военно-морским атташе в Мексике. Все о нём отзывались очень тепло и с большой симпатией. Как нынче говорят, видимо, очень положительная аура была у него.

Меня он встретил весьма приветливо, хоть и спешил куда-то. Был искренне удивлён, когда узнал, что в силу приказа, а не доброго желания, я оказался в разведке. В его голосе появились сухие нотки. Пришлось заверить в том, что и в разведке я буду служить так же добросовестно и с полной отдачей сил, как служил до этого на подводных лодках. Посмотрел на меня и признался, что он временами тоже тоскует по штурвалу и машинному телеграфу подводной лодки. От этого его признания мы вроде бы стали ближе. Данное Юрию Васильевичу обещание я сдержал.

После некоторого раздумья он предложил начать новую службу в организационно-плановом отделе. Я не возразил. Для меня действительно всё было новое, служба начиналась с нуля. Юрий Васильевич вызвал начальника этого отдела капитана 1 ранга Илью Антоновича Бабая. Познакомил нас и благословил на новые ратные подвиги.

В отделе приняли тоже нормально. Кроме Ильи Антоновича было ещё четыре офицера. Один из них – капитан 1 ранга Григорий Васильевич Иващенко мне был знаком по службе на Севере. Здесь он был нештатным заместителем начальника отдела. Оказался совсем другим человеком, нежели казался мне ранее на Севере.

Вскоре Илья Антонович поручил мне курировать Балтийское направление. Это было постоянное, более конкретное и более ответственное дело. Смущало одно – я никогда не служил на Балтике. Пришлось серьёзно заняться ликвидацией пробелов в своих знаниях.  

 Москва, 24 ноября 1966 года Старший офицер отдела Разведывательного управления ГШ ВМФ Квятковский Ю. П. 

Но наиболее продуктивным было знакомство с флотом в период наших командировок.

Служба в Главном штабе ВМФ шла своим чередом, хоть и с большим напряжением, но интересно. Главное – мы видели результаты и какую-то пользу от своего труда.

Наступил 1970 год. Я уже считался опытным офицером разведки. Был лично известен офицерам и начальникам большинства других управлений и даже самому начальнику Главного штаба Адмиралу Флота Н.Д. Сергееву.

К этому времени меня повысили – назначили заместителем начальника отдела. Для меня это было неожиданностью. В моей личной работе ничего не изменилось. Как был «направленцем» Балтийского флота, так и оставался им. А когда ушёл Г.И. Иващенко на преподавательскую работу в одно из высших военных учебных заведений, то стал «направленцем» Северного флота. Для меня было даже лучше. Глубже познавал флот, приобретал необходимые навыки, не было повода к зазнайству. Всё шло своим чередом.  

Академия Генерального Штаба 

В отдел заглянул Иван Кузьмич Хурс (заместитель начальника Разведки ВМФ). Поговорил о том, о сём и уже на выходе сказал моему начальнику:

– Илья, а почему бы Квятковского в будущем году в академию Генштаба на учёбу не послать? Парень молодой, перспективный. Тебе в этом году 50 лет, увольняться пора. Мы продлим тебе службу до 52 лет, до возвращения с учёбы Квятковского. Сейчас его рано ставить начальником отдела, а через пару лет в самый раз. И тебя, и его, и нас это устраивает, – и ушёл.

Илья Антонович, будучи исполнительным, сходу предложил мне написать рапорт. Но я ответил, что должен подумать и взвесить все «за» и «против». Конечно, «за» было несравненно больше. Учёба есть учёба, да ещё в таком престижном, самом высшем военном учебном заведении. «Против» было одно – опять ломать установившийся ритм жизни и службы. Но с рапортом не спешил, пока Илья Антонович не пригрозил, что запишет в аттестации о моём нежелании учиться, совершенствовать свои знания. А тут действительно подходит время получения звания «капитан 1 ранга». Написал рапорт, и пошёл он обрастать бумагами.

Ну, а 1 сентября 1972 года я как порядочный школьник пошёл осваивать очередной высший курс военных знаний.

Организация учебного процесса в этой прославленной академии носила свой специфический характер, как по исключительной насыщенности учебной программы, так и по жёсткому режиму дня. Всё было направлено на то, чтобы за два года учёбы дать слушателю максимум знаний, освободив его от всех забот и непроизводительной траты учебного времени. Жёсткому расписанию на год, месяц, неделю и даже день подлежали не только часы лекционных и практических занятий, но и часы самостоятельных занятий слушателей по каждому пункту учебной программы.

Рабочий день слушателей был с девяти утра до двадцати одного часа вечера. К девяти нас на автобусах подвозили в академию из семейного благоустроенного общежития, а в двадцать один час те же автобусы везли домой. Слушатели в те времена ни к каким видам дежурства не привлекались, чтобы не было пропусков в занятиях. Болезни и отсутствие слушателя на занятиях возводились в ранг происшествия. В общем, система была создана жёсткой, но роптавших было мало. Все понимали, что это вынужденная необходимость, предохраняющая каждого из нас от соблазнов «расслабиться».

Меня назначили старшим группы из девяти человек.

В целом учиться было интересно. Группа, да и курс, подобрались дружные, с большим опытом военной службы. Быстро втянулись в режим. Не успели опомниться, как прошёл первый курс. На втором курсе забот прибавилось. Перед всеми встал вопрос, куда направят после учёбы. Я был спокоен. Моё назначение было предопределено И.К. Хурсом ещё до поступления в академию.

Однако месяца за два до окончания учёбы меня вызвал к себе Юрий Васильевич Иванов и предложил по завершении учёбы пойти на должность начальника разведки Тихоокеанского флота. Для меня это было как очередной гром с ясного неба. И я, и семья никак не предполагали такого «кульбита» в места не столь отдалённые. В общем, попросил срок на размышления.

Безусловно, предложенная должность – мечта любого флотского разведчика. Да и флот, – что надо! Обстановку и офицеров, прежде всего разведки, немного знал. Со служебной точки зрения всё было за то, чтобы согласиться с предложением начальника Разведки Военно-Морского Флота. Однако были серьёзные, я бы сказал отягчающие, семейные обстоятельства. Поэтому, скрепя сердце, отказался от очень заманчивой перспективы. Нельзя сказать, что я не сожалел тогда, да и потом, об этом. Думаю, каждый морской офицер мечтает быть адмиралом. Это естественно и прекрасно. Я же тогда был вынужден отказаться от адмиральской должности, возможности получения этого звания в ближайшие пару лет. 

Москва, 1974 год. Выпускники учебной группы Военной академии Генерального штаба.

В первом ряду слева направо: Ю. Ефремов, Б. Сентюрин, начальник факультета В. Ганнев, руководитель группы Ф. Олейник, Ю. Квятковский, Л. Чумак. Во втором ряду слева направо: И. Погадаев, Ю. Ерешко, К. Кортелайнен, И. Токаренко, Л. Кузьмин.

Но учёба шла своим чередом к своему финишу. Сдали государственные экзамены, защитили дипломы. Отгремела музыка на правительственном приёме выпускников в Кремле. Настала пора расставаний: кто в войска и на флоты, кто в центральный аппарат, я, как и следовало ожидать, – обратно в свой родной отдел.  

Назначен начальником отдела  

Входить в курс дела пришлось недолго: в организации и режиме работы практически ничего не изменилось, да и сотрудники в большинстве своём остались прежними и у нас в Разведывательном управлении, да и в других управлениях. Через месяц-другой в сутолоке повседневных дел как-то забылось о своём двухгодичном отсутствии.

А дел в те годы было, как говорится, не в проворот. Был расцвет строительства и деятельности нашего Военно-Морского Флота. Он стал действительно океанским, атомным, ракетоносным. Ежедневно в море находились десятки, а то и сотни боевых надводных кораблей, подводных лодок, вспомогательных и других судов. Это требовало всех видов, в том числе и разведывательного, обеспечения, чёткой организации разведывательной деятельности.

К сожалению, не всё получалось, как хотелось бы. Не хватало сотрудников, не хватало времени, не хватало на всё денег, а порой и знаний. Однако в целом у подавляющего числа офицеров штаба настрой был боевой. Многое делалось инициативно во имя единой цели – укрепления боеготовности флота, ну а для нас, разведчиков, – прежде всего во имя совершенствования разведки флота. И что бы сегодня ни говорили, но на самом деле были и энтузиазм, и патриотизм, и увлечённость своим делом, совсем далёким от наживы, прибыли и прочей личной выгоды.

В этом отношении добрым словом вспоминаются Э.Н. Панкратьев, Ю.Н. Пелевин, В.Г. Стрелков, М.Ф. Бойцов, мой однокашник по училищу С.С. Чихачёв и многие другие офицеры из информационной службы, которые самостоятельно, не жалея сил и времени, разрабатывали важнейшие документы, актуальность которых сохранялась многие и многие годы.

Хотелось бы сказать доброе слово о заместителе начальника отдела капитане 1 ранга Иване Георгиевиче Засыпкине. Он был значительно старше меня, но это не отражалось на наших служебных и товарищеских отношениях. Его знания, опыт, исключительная коммуникабельность, внешняя импозантность были той базой, которая делала его настоящим заместителем и незаменимым помощником во всех вопросах нашей разносторонней деятельности. Я с большим и искренним сожалением расставался с ним, когда он уволился с действительной службы. И был очень рад тому, что он согласился работать в отделе гражданским сотрудником.

 Москва, 1974 год. Начальник отдела Разведки ВМФ Квятковский Ю.П. 

Вместо И.Г. Засыпкина заместителем начальника отдела стал капитан 1 ранга Анатолий Дмитриевич Денисов. Его назначение шло трудно. Кроме него, был ещё один хороший кандидат на эту должность – капитан 1 ранга Константин Кузьмич Козич. Обоих я знал давно, после прихода их к нам из Военно-Морской академии в 1967 году. Оба были достойные кандидаты. Мне больше импонировал А.Д. Денисов своей способностью быстро находить неординарные решения, инициативными предложениями по рассматриваемым проблемам, умением быстро и толково отрабатывать штабные документы. Всё это выгодно выделяло его среди других офицеров.

Но при выборе кандидата в свои заместители приходилось учитывать мнение вышестоящих начальников, прежде всего И.К. Хурса. А Иван Кузьмич считал необходимым назначить моим заместителем К.К. Козича. Не знаю, чем руководствовался в этом частном случае И.К. Хурс. Он не мог ничего убедительного сказать, кроме того, что я как подводник своего «брата подводника» протаскиваю. В общем, на А.Д. Денисова он не соглашался. Но я был твёрдо убеждён в правильности своего выбора, с чем и пошёл на правый суд к начальнику управления. Доложил Ю.В. Иванову, что И.К. Хурс настаивает на кандидатуре К.К. Козича. Против моего ожидания, Юрий Васильевич сразу же согласился со мной, сказав, что мне работать с А.Д. Денисовым, значит, мне и решать.

На это Иван Кузьмич отреагировал коротко:

– Все трое – подводники!

Мне кажется, что всё же я был прав. Анатолий Дмитриевич оказался прекрасным заместителем. Многие вопросы он инициативно брал на себя, освобождая меня от менее важного, менее срочного. Часто бывал я благодарен ему за помощь при решении многих срочных вопросов. Порой придёт документ для исполнения, крутишь его и так, и этак. И не знаешь, кому поручить и с чего начать. Сидишь над этой бумагой и чертыхаешься. В таких случаях Анатолий Дмитриевич предлагал не «гробить» на это своё время, дать ему попробовать. Давал. Тот пробовал и обычно предлагал какой-то вариант. Ну а дальше всё шло своим чередом. Вариант обрастал другими вариантами, идеями, предложениями. В конечном итоге в отделе отрабатывался требуемый документ.

В этот же период шло становление А.Д. Денисова в качестве организатора штабной работы. Поэтому, когда меня в 1978 году переводили на Северный флот, я однозначно предложил начальнику управления Ю.В. Иванову только одну кандидатуру – капитана 1 ранга А.Д. Денисова, а К.К. Козича – в заместители. Ю.В. Иванов согласился и подписал представления. И.К. Хурс был в это время в отпуске и не мог повлиять на такую расстановку офицеров. А с увольнением А.Д. Денисова в запас, К.К. Козич стал начальником отдела.

К концу 70-х годов в отделе сложился дружный коллектив, укомплектованный высококвалифицированными специалистами, которые были достаточно авторитетными не только в своём управлении, но и в других управлениях центрального аппарата ВМФ. В это же время отдел по праву стали называть «задающим генератором разведки». Конечно, приятно было это слышать. Довольны были и офицеры отдела, что ещё больше сплачивало коллектив и создавало благоприятный микроклимат.  

Хитросплетения кадровых цепей 

В этот же период Юрий Васильевич Иванов стал часто болеть. Сказывался очень напряжённый режим работы, да и прошлые «болячки» стали давать о себе знать. И.К. Хурс, естественно, всё чаще стал оставаться за начальника управления, что вынуждало его, не дожидаясь прихода Юрия Васильевича, подчас самостоятельно принимать важные и принципиальные решения.

Стала чувствоваться грядущая смена руководства военно-морской разведки. Вполне нормально ожидал этого и Иван Кузьмич. Обстановку для продвижения, с точки зрения его возраста, нельзя было считать очень благоприятной. В 1978 году ему было далеко за пятьдесят. Поэтому каждый год службы Ю.В. Иванова снижал шанс на продвижение И.К. Хурса.

 Заместитель начальника Разведки ВМФ контр-адмирал Хурс И.К. 

Видимо, командование ВМФ тоже понимало это. Но как-то всё тянули с увольнением Юрия Васильевича. Иван Кузьмич переживал, но в то же время готовил состав своей новой команды и планы мероприятий, которые он полагал провести с вступлением в должность начальника.

О команде хочется сказать отдельно, так как это в некоторой степени касалось и меня лично. Было оговорено, что с назначением на должность начальника управления И.К. Хурса заместителем станет контр-адмирал В.П. Соболев – начальник разведки Черноморского флота. Иван Кузьмич узнал его хорошо, когда сам был начальником разведки ЧФ, а Валентин Петрович у него заместителем. Это был один из лучших воспитанников Ивана Кузьмича.

Вместо В.П. Соболева предлагалось на Черноморский флот пойти мне. Ну, а уж вместо меня начальником нашего отдела Иван Кузмич планировал назначить К.К. Козича. Не знаю, согласовывал ли он всё это с Юрием Васильевичем, но то, что в кадрах и политорганах вопрос «провешивался», я знал. Лично меня в этой цепочке смущал лишь один вопрос. Пришедший новый начальник Главного штаба ВМФ адмирал флота Г.М. Егоров весьма прозрачно отдавал предпочтение начальнику разведки Северного флота контр-адмиралу Ю.В. Яковлеву. Его он сам воспитывал и хорошо знал в бытность свою командующим Северным флотом. Но Иван Кузьмич был спокоен, так как у Юрия Яковлева не было заместителя.

Летом 1978 года по предложению И.К. Хурса заместитель начальника разведки СФ капитан 1 ранга В.Н. Кочетков был заслуженно назначен начальником разведки Балтфлота. Считалось, что на Северном флоте в то время подготовленных кандидатов на должность заместителя начальника разведки флота не было. То есть перемещение Ю.В. Яковлева становилось весьма проблематичным. Всё это давало Ивану Кузьмичу определённую уверенность в отношении назначения В.П. Соболева его заместителем. С тем он и убыл в отпуск за 1978 год.

Несколько позже в середине августа я тоже ушёл в отпуск. Но через пару недель, буквально за несколько часов до отъезда в санаторий, меня вызвал начальник управления Ю.В. Иванов и без особой психологической подготовки предложил идти заместителем к Ю.В. Яковлеву на Север. Я отказался, сославшись на то, что до этого, когда я был менее подготовленным офицером, им же мне предлагалась должность начальника разведки Тихоокеанского флота. Вроде бы настоящее предложение несколько задевает моё самолюбие.

Посмотрев на меня, как на, мягко говоря, непонятливого, и вздохнув, Юрий Васильевич стал «разжёвывать» ситуацию. Ему предложено уволиться в декабре 1978 года. На его место назначат Ивана Кузьмича. На место Ивана Кузьмича – Ю.В. Яковлева. Вот тогда вместо Яковлева назначат меня как его заместителя. Всё было настолько неожиданным, сногсшибательным и совсем не по сценарию И.К. Хурса, что я, кроме мычания, ничего членораздельного произнести не мог. Единственное, но, наверное, не совсем уместно, спросил, что же будет с Валей Соболевым.

– Да ничего. Будет продолжать служить на Черноморском флоте, – ответил Юрий Васильевич.

И тут же подытожил, что из моего мычания он понял, что я согласен с его предложением, о чём будет сегодня же доложено командованию и в кадры. Пожелал мне счастливого пути и хорошего отдыха в санатории перед предстоящей службой на Северном флоте. С этим я и ушёл от него.

Пришёл домой, «обрадовал» домашних, забрал дочь и чемоданы, и отправился на вокзал. Уже на выходе в дверях меня «поймал» звонок И.К. Хурса. В довольно-таки жёсткой форме он предупредил меня, что я совершил большую ошибку, согласившись с переводом на Северный флот, поскольку могу остаться там «вечным замом», так как перевод Ю.В. Яковлева в центр абсолютно маловероятен. Рекомендовал немедленно позвонить Ю.В. Иванову и отказаться от Севера.

Честно говоря, я был ошарашен ещё больше, чем после разговора с Юрием Васильевичем. Звоню ему, а он выехал куда-то. Через сутки звоню Юрию Васильевичу из санатория, а он на две недели убыл на Северный флот. Звоню через две недели. Поймал его на месте. Лопочу, что я думал, думал и передумал идти на Север. В ответ услышал:

– Уже поздно говорить об этом. Главком всё одобрил, и передокладывать ему не буду.

Далее заверил меня в том, что ему понятны мои опасения, но в конечном счёте всё будет хорошо. Слова его, как всегда, оказались пророческими. Всё-таки мудрым и дальновидным был Юрий Васильевич Иванов. Только после ухода из жизни стали называть его человеком с большой буквы. А он бы не зазнался от этого и при жизни.

Вернулся я из отпуска. Приказ о моём переводе был подписан. Подавляющее большинство сотоварищей поздравляли, представляя открывающуюся для меня перспективу. С Иваном Кузьмичём было труднее. Умом он, конечно, понимал, как я думаю, что это были не мои происки, а планы более высокого начальства. Всё укладывалось в рамки строгой логики. Ю Яковлев в должности был дольше, чем В. Соболев. Дела у него шли успешно и результативно. Переводился в Главный штаб с более важного театра и более солидного по составу и мощи флота. То есть все объективные данные были за Ю. Яковлева. Я же здесь был лишь звеном. 

Во главе разведки Северного флота   

В конце октября 1978 года я прибыл к Ю.В. Яковлеву с докладом «о прибытии в его распоряжение для дальнейшего прохождения службы». Недели две он «натаскивал» меня и в начале ноября уехал в отпуск. Так началась моя новая служба на родном Северном флоте, но уже в новом качестве.

В управлении меня встретили приветливо и доброжелательно. С большинством офицеров я был лично знаком по работе в период моих командировок на Северный флот. Знаком был со многими офицерами штаба и управлений флота по предыдущей службе на флоте. Были и однокашники по училищу и Военно-Морской академии. В их числе – Валя Фельдман из оперативного управления, Володя Лебедько с командного пункта флота, а также Аркадий Копейкин из боевой подготовки флота и Алик Акатов – помощник командующего флотом.

Из однокашников по академии были Вася Денисов в соединении надводных кораблей, Аркадий Жиделев на объединении подводных лодок и другие ребята.

Более близки ещё по училищу мы были с Аркадием Копейкиным. Ко всему прочему, мы с ним были астрономическими близнецами, то есть родились в один год, в один месяц и в один день. За свой внешний аристократизм, честность, благородство и верность слову, его ещё в училище звали «графом». В домашней обстановке я к нему обращался только как «Ваше превосходительство». Он всю эту мишуру воспринимал спокойно, как должное. В своё время он был прекрасным командиром атомной подводной лодки, а затем начальником ведущего отдела боевой подготовки флота. Среди подводников флота пользовался заслуженным авторитетом. К сожалению, на пятидесятом году жизни произошёл необъяснимый взрыв в его семейной жизни, конфликт по партийной линии и затем увольнение из рядов Военно-Морского Флота. Думаю, это была серьёзная утрата. После увольнения он работал в руководящем звене рыболовецкого флота и там показал себя хорошим специалистом. Коварная и тяжёлая болезнь рано оборвала его жизнь.

Многих офицеров знал я и на корабельных соединениях флота. Всё это сглаживало трудные первые флотские шаги в новой должности, помогало становлению.

Мой начальник, Ю.В. Яковлев, вернулся из отпуска в середине января 1979 года. Приказы о его назначении в Москву, а меня вместо него уже были. На меня приказ шёл трудно. Догадки по этому поводу имелись. Но не хотелось об этом думать. Казалось, без видимых причин командование флота вдруг приняло решение отказаться от моего назначения, хотя за пару месяцев до того, были с этим согласны.

Если верить слухам (довёл их до меня секретарь парткома разведки в Москве Б.М. Кардаполов), в одну из суббот конца декабря 1978 года Главком решил сам разобраться с моим вопросом и дал команду начальнику управления кадров вице-адмиралу Ю.С. Бодаревскому доложить все аттестующие меня материалы. Посмотрел, и, якобы, сказал, что по прохождению службы в подводных силах и в Главном штабе подходит для назначения, судя по учёбе в двух академиях – тем более, аттестации все отменные. Дал указание назначать. Приказ о моём назначении начальником разведки Северного флота вышел в первой половине января 1979 года.

Дела принял быстро. Следует прямо сказать, что, когда всё это свершилось, радости я не чувствовал. Во-первых, по нервам било то, что не все моё новое назначение сочли приемлемым. Во-вторых, с рядом некоторых специальных направлений работы ранее я не сталкивался, теории вопроса не знал. Следовательно, должен был срочно всё это осваивать и осваивать так, чтобы не только знать, но и иметь право руководить работой подчинённых. Были некоторые другие служебные и личные моменты. Но отступать было уже некуда. Только вперёд!

Сильное впечатление на меня произвела первая после принятия должности беседа (если так можно выразиться) у командующего флотом адмирала В.Н. Чернавина. Скорее всего, это были чёткие программные указания. Вызвал он меня буквально на следующий день после обмена рапортами с Ю.В. Яковлевым. Садиться не предложил и сам не садился, ходил по кабинету. Сказал, что:

– Во-первых, после моего прибытия на флот они (члены военного совета флота) внимательно следили за мной и пришли к выводу – рановато мне быть начальником разведки флота. Более того, попросили либо задержать на полгода Ю.В. Яковлева, либо вернуть с Балтики В.Н. Кочеткова на место Ю.В. Яковлева. Но Главком принял решение, и они, будучи законопослушными, вынуждены его выполнять и принять меня таким, каков я есть.

– Во-вторых, хоть я и назначен начальником разведки флота, но таковым ещё не являюсь ни по опыту работы, ни по знаниям, ни по ряду других показателей. Поэтому должен день и ночь работать, чтобы стать настоящим руководителем флотской разведки.

– В-третьих, запретил в течение полугода делать какие-либо кадровые перестановки и менять сложившуюся организацию работы в управлении. Вначале внимательно изучить кадры и другие вопросы, а уж потом только выходить с предложениями.

– В-четвёртых, не считать себя временщиком. Рассчитывать на службу в этой должности не менее чем на пять-семь лет.

– В-пятых, в течение месяца подобрать себе заместителя, согласовав кандидатуру с начальником штаба флота. При этом добавил, что он не возражал бы против кандидатуры начальника оргпланового отдела разведуправления капитана 1 ранга Г.В. Токарева, но с учётом его возраста, не более чем на два года. За эти два года подобрать заместителя, который заменит меня после моего ухода. Ну а Г.В. Токарева, если он примет эти условия, через два года уволить.

Вышел я от командующего с разными и противоречивыми чувствами. Но, что бы меня ни будоражило, по всем статьям он был в общем-то прав. Даже «во-вторых».

Таким образом, программа на семь ближайших лет была ясна. А вот как её выполнить, предстояло думать. Конечно, общий план «врастания» у меня был. И я его уже претворял понемногу, но очень «мешала» текучка. Кроме общих повседневных оперативных и административно-хозяйственных дел, существовали многочисленные совещания, собрания, семинары и другие общештабные мероприятия. Хотя и в этом была своя польза: быстрее и ближе узнавал офицеров других управлений и служб, а они, естественно, меня.

Перво-наперво, следовало обзавестись заместителем. Капитан 1 ранга Г.В. Токарев в разведке флота был давно, несколько лет он возглавлял оргплановый отдел, имел большие практические опыт и знания. Прекрасно знал обстановку в части разведки на флоте, людей и флотскую специфику в тех или иных вопросах. К сожалению, в своё время он упустил возможность учёбы в Военно-Морской академии, что иногда чувствовалось. Когда я предложил ему должность заместителя начальника разведки флота и сказал о двухлетнем сроке, он согласился без колебаний. Меня это несколько удивило. Оставаясь в должности начальника отдела, он мог бы прослужить на флоте ещё более двух лет. Но он пояснил довольно-таки просто: эти годы могут стать для него подарком всей службы.

С заместителем на два года мне повезло. Он действительно стал моим добрым и тактичным помощником, взвалив на себя все организационно-административные и хозяйственные дела, а также решение текущих бытовых вопросов. За долгие годы службы в управлении они были ему ясны и особой подготовки для их решения не требовали.

Благодаря совместной работе ведущих офицеров управления и служб разведки флота стали появляться заметные сдвиги, прежде всего на главных направлениях. Командиры наших кораблей стали понимать, что их выходы в море мы оцениваем, прежде всего, по результатам решения поставленных им разведывательных задач.

В повседневных заботах быстро летели не только недели и месяцы, но и годы. Прошло два года с момента моего назначения на должность начальника разведки флота. Наступила пора выполнять приказание командующего флотом – производить замену моего заместителя Г.В. Токарева.

 Североморск, 1983 год. Уже уверенно руковожу разведкой Северного флота. 

Раздумий было много. Первую задачку подбросил сам Токарев. В одном из разговоров он попросил меня не увольнять его из рядов ВМФ, как было оговорено два года тому назад, а перевести куда-нибудь южнее, где он мог бы получить хоть какое-нибудь жильё. Намекнул, что пределом его мечтаний мог бы стать перевод в Ленинград. Задачка была не из лёгких, но к всеобщему удовлетворению всё же решить её смогли. Получил Георгий в Ленинграде и должность, и чуть позже квартиру.

Труднее было с его заменой. Наиболее вероятным кандидатом рассматривался В.В. Смирнов, который после окончания академии в 1979 году был назначен начальником оргпланового отдела разведки СФ. С переводом Г.В. Токарева в Ленинград его назначили заместителем начальника разведки флота.

Ленинград, октябрь 1983 года. Участвовал в праздничных мероприятиях встречи однокашников, посвящённой тридцатилетию окончания

1-го Балтийского ВВМУ. Фотография из юбилейного альбома.  

 Североморск, 1984 год, штаб Северного флота. Радостная встреча с однокашником по училищу Героем Советского Союза вице-адмиралом Черновым Евгением Дмитриевичем. 

 Сочи, август 1984 года. Во время пребывания в санатории неоднократно встречался с Ильёй Эренбургом. 

Вот так в повседневных, большей частью напряжённых буднях, пролетело время. Шесть лет в должности. Перспективный заместитель есть. Встал вопрос о моём переводе. Вопрос не сам встал, – жизнь его поставила.

Я всегда категорически «удалял» с работы любого заболевшего простудными заболеваниями. Во-первых, лучше, если офицер «отлежится» несколько дней дома, чем потом будет недели лечиться, да ещё осложнения всякие могут быть. Во-вторых, «источник инфекции» убирал из служебного коллектива. В общем, как мог, с заболеваниями я боролся. А когда в первых числах января 1983 года сам простыл, то для себя сделал исключение, – посчитал себя незаменимым и выносливым. С температурой носился и в командировки, и на учения, и на прочие важные мероприятия. В конце концов, всё кончилось, как посчитали врачи, бронхиальной астмой.

Очень долго и по-всякому лечили. Спасибо начальнику медицинской службы флота и моему другу генерал-майору Владимиру Васильевичу Жеглову и его медикам, – вылечили. Но общая рекомендация медиков – с Севера лучше уходить.

После некоторых раздумий доложил об этом командующему флотом адмиралу А.П. Михайловскому. Получил ответ, что если встанет вопрос о моём переводе, то, с учётом столь серьёзной болезни, он возражать не будет. Обратился к Ивану Кузьмичу с просьбой помочь перевестись куда-нибудь южнее. Тут же получил чёткий ответ, что в разведке для меня места нет. Понятно. Стал думать и ждать случая или нового заболевания.

К моему удивлению, случай долго ждать себя не заставил. Как-то во второй половине 1984 года пригласил к себе в кабинет первый заместитель командующего флотом вице-адмирал Владимир Сергеевич Кругляков. В служебном плане у нас «точек соприкосновения» было немного. В основном все вопросы решались с начальником штаба и командующим флотом. Но внеслужебные отношения были, как сейчас говорят, неформальными. При общении я всегда получал добрый совет и поддержку Владимира Сергеевича. Особенно ценной была его личная помощь и поддержка в финансировании строительства жилья для разведчиков флота в Таллине.

Прибыл я тогда к Владимиру Сергеевичу, быстро решили имевший место служебный вопрос. Разговор как-то перешёл в плоскость жизненных проблем. Поинтересовался здоровьем, спросил, как идут дела с переводом. Сказал, что никак. Объяснил, почему. Вдруг спрашивает, как я посмотрю на перевод в академию Генерального штаба. Ответил, что никак, так как знал, что на кафедре разведки вакантных мест не было. Там уже несколько лет курс разведки Военно-Морского Флота преподавал контр-адмирал Румянцев Александр Александрович, бывший начальник разведки Балтийского флота.

Но надо знать Владимира Сергеевича. Так быстро он не сдавался. Снял телефонную трубку и сходу связался с Рудольфом Александровичем Голосовым, вице-адмиралом, подводником, Героем Советского Союза, начальником кафедры оперативного искусства Военно-Морского Флота той же академии. Поговорил с ним о том, о сём, потом спросил, не мог бы он проработать вопрос трудоустройства Квятковского Ю.П. на кафедру разведки. Голосов сразу же ответил, что может, но не на кафедру разведки, а на свою. Владимир Сергеевич тепло поблагодарил и простился. Посмотрел на меня, удовлетворённо улыбнулся и сказал, что всё в порядке, жди приказа. Стал ждать.

Адмирал Михайловский А.П. 

Хочу сказать о командующем Северным флотом адмирале Михайловском Аркадии Петровиче. О некоторых его методических подходах к решению служебных вопросов на уровне командующего флотом стоит поведать.

Поучительно было его знакомство и изучение состояния дел в управлениях и службах флота. На одном из первых моих докладов об обстановке на театре он сказал, что в такой-то день и час он придёт в разведуправление для знакомства с положением дел в разведке флота. Меня это удивило. Обычно высокие начальники не считали необходимым заглядывать в помещения многочисленных управлений и служб флота. Казалось бы, – пустячёк, но внимание всегда приятно.

В назначенный день в моём кабинете командующий один на один заслушал доклад о составе, состоянии и деятельности разведки флота.

Были вопросы и указания. Обошёл помещения, познакомился с офицерами. Уточнил план его поездок в основные части разведки.

Подходит день посещения первой нашей части. Вызывает к себе. Спрашивает, кто из начальников других управлений и служб флота должен быть в этой части для решения проблемных вопросов. Доложил, что нужен его заместитель по капитальному строительству генерал-лейтенант О.К. Аниканов. Объяснил, что три года тому назад военным советом флота было принято постановление о строительстве в части казарменного помещения. Матросы жили в деревянных щитовых домах, построенных ещё в 1937 году без удобств, для известного контингента лиц. Строительство ежегодно откладывалось. Отложено и в этом году. Командующий приказал вызвать О.К. Аниканова в часть к его приезду.

 Северный флот, 1984 год. Командующий флотом адмирал Михайловский А.П. проверяет разведку флота.

В части Аркадий Петрович с глубоким вниманием заслушал доклад командира, обошёл все посты боевой вахты, поговорил с матросами и офицерами, осмотрел казармы. Тут же дал соответствующие указания по началу строительства, установил сроки окончания, систему контроля за ходом работ и докладов ему лично об этом. Урок был поучительный для меня и командира. Примерно такая же картина была и в других наших частях, где побывал Аркадий Петрович. Все запущенные, но ключевые дела, оживил и не спустился со своего уровня.

Очень поучительно, методически выверено, убедительно и корректно проводил он обучение адмиралов и офицеров штаба флота на учениях. Разработанные по его указанию и под его руководством штабные, особенно организационные внутриштабные документы долгое время были лучшими и показательными для других флотов.

Аркадий Петрович любил делиться своим опытом и знаниями, делал это с удовольствием. Учил думать масштабно. Воспитывал корректно и тактично. Полагаю, что с четвёртым по счёту моим командующим Северным флотом мне крупно повезло.  

На преподавательской работе   

Вопрос о моём переводе в академию Генерального штаба шёл с трудом. В ноябре 1984 года Главнокомандующий С.Г. Горшков не одобрил этот акт. Об этом мне сказал мой бывший командующий В.Н. Чернавин, который в то время был уже начальником Главного штаба Военно-Морского Флота. Владимир Николаевич посоветовал не расстраиваться и высказал твёрдую уверенность, что, в конце концов, вопрос будет решён положительно.

Действительно, 15 февраля 1985 года я уже приступил к работе в академии Генштаба в должности старшего преподавателя кафедры оперативного искусства Военно-Морского Флота.

Как я считал, на этом моя служебная карьера в разведке завершилась. Конечно, не просто было свыкнуться с этой мыслью после двадцати лет службы в рядах разведки ВМФ. Да и возраст уже был не очень-то перестроечный. Но новая работа, «напряжёнка» в её освоении, масса текущих повседневных служебных дел, забот о домашнем обустройстве, как-то отвлекали от грустных мыслей, чувства оторванности от дела всей жизни. Через год-полтора можно было сказать, что я почти полностью переключился на новую работу. Стали проявляться здоровый интерес к новой профессии и тяга к творчеству.

Думаю, во многом этому способствовали коллеги по кафедре и особенно начальник кафедры вице-адмирал Рудольф Александрович Голосов.

Будучи неординарным и одарённым человеком, он больше всего ценил самостоятельность мышления, творческий подход к решению любых вопросов, тягу к работе без опёки и инициативу. В общении с преподавателями и слушателями призывал к самостоятельности и творчеству, ненавязчиво убеждал не бояться ошибок в работе. 

 Герой Советского Союза вице-адмирал Голосов Рудольф Александрович, начальник кафедры оперативного искусства ВМФ Академии Генерального штаба.  

Снова во флотской разведке 

Начался 1987 год. На кафедре появились новые преподаватели. Я же стал старожилом кафедры. С уверенностью делал своё дело, начал работать над кандидатской диссертацией. О разведке вспоминал всё реже и реже, только тогда, когда мне кто-то напоминал о ней.

И вдруг – гром с ясного неба! Телефонный звонок начальника Главного штаба Военно-Морского Флота, тогда адмирала, Макарова Константина Валентиновича. Он предложил вернуться в Военно-Морской Флот на должность начальника Разведывательного управления Главного штаба ВМФ. Я попросил срок на обдумывание. Но в ответ услышал, что думать нечего, не каждый день мне предлагают высшую должность в Разведке Военно-Морского Флота. Он считает, что я согласен, и об этом доложит Главнокомандующему Адмиралу Флота Чернавину В.Н. Мне посоветовал сообщить о своём решении только жене.

Я выполнил его совет. Как ожидал, жена отнеслась к этому крайне отрицательно, заявив, что только-только стала привыкать к тому, что в доме есть муж, а не человек, забегающий переночевать, что и возраст, и здоровье моё далеко уже не юношеские. Категорически потребовала подумать не только о своей службе, но и о том, что у меня ещё есть семья, дом и обязанности перед ними. Как смог, успокоил её и уговорил отнестись к новому «кульбиту» в моей службе с пониманием.

Возвращение в разведку шло с не меньшими трудностями, чем уход из неё. Но не прошло и полгода, как уже в июле я представлялся начальнику Главного штаба и Главнокомандующему ВМФ, получив при этом соответствующие указания по работе на ближайшую и более отдалённую перспективу.

Москва. Здание Главного штаба Военно-Морского Флота. 

Суть указаний Главкома сводилась к реанимации некоторых «подзапущенных» проектов совершенствования системы разведки и подготовки себе замены. Как всегда, всё это Владимир Николаевич изложил кратко, чётко и категорично, – неясностей не было.

Константин Валентинович по сути подтвердил указания Главнокомандующего, кое-что в них конкретизировал (в части моего заместителя капитана 1 ранга Важова Владимира Ивановича и двух технических проектов), добавил свои указания по режиму и организации моей работы с начальником Главного штаба, установил срок на приём дел от Ивана Кузьмича Хурса.

В разведуправлении, как мне показалось, моё возвращение в разведку встретили настороженно. Сей факт и удивил, и озадачил. Ведь подавляющее большинство офицеров и служащих знали меня достаточно хорошо. Для них я не «вещь в себе», не загадка. Значит, кто-то пустил какой-то «слушок», но разбираться было некогда и незачем. Жизнь расставила всё по своим местам.

Срок приёма дел был жёстким, а с учётом того, что более двух лет я был в полном отрыве от разведки, а от разведуправления Главного штаба почти девять лет, то для меня он казался ужасно малым. Но жаловаться было не на кого и некому.

Самым сложным для меня оказались вопросы создания, развития и совершенствования отдельных разведывательных систем и техники, о которых я знал лишь кое-что понаслышке. Мало того, некоторые из них находились в тяжёлом положении и требовали срочнейших реанимационных мер.

В «борьбе» с этими и другими трудностями на новой должности не заметил, как вошёл в действующий режим работы разведуправления и других структур Главного штаба. Наверное, этому в немалой степени способствовало то, что был в окружении офицеров и адмиралов, которых хорошо знал по прошлой службе в Главном штабе.

Конечно, в части моего становления и дальнейшей работы весьма существенное значение имело внимательное и доброжелательное отношение со стороны Главнокомандующего ВМФ Адмирала Флота В.Н. Чернавина и его первого заместителя – начальника Главного штаба ВМФ адмирала (впоследствии Адмирала Флота) К.В. Макарова.  

В перестроечное время   

Время летело быстро. Шла «перестройка», отмечалось «ускорение» и тому подобное. Общая обстановка в Военно-Морском Флоте и в Вооружённых Силах с каждым годом становилась сложнее. 

Республика Куба, Гавана, 1990 год. Гостим в семье командующего ВМФ Кубы контр-адмирала Педро Бетанкура (в центре). На фото справа от него – заместитель Главкома ВМФ по тылу вице-адмирал Махонин И.Г., слева – вице-адмирал Квятковский Ю.П.

В верхних эшелонах государства и партии шла реализация «нового мышления». Как нам казалось, предлагаемые решения по военным вопросам не всегда вызывались складывающейся обстановкой, а делались в угоду «новых международных инициатив» Генсека и его ближайших «соратников».

Конечно, в равной мере сказывалось это на военной и флотской разведке. Урезались штатная численность и денежные средства на развитие вооружения и техники. С развалом Советского Союза появились серьёзные прорехи в системе флотской разведки на Балтике, Каспии и Чёрном море. Их надо было срочно латать, несмотря ни на какие материальные и финансовые трудности.

Относительно благополучно удалось вывести части разведки из Прибалтики и Азербайджана. Неожиданностью для нас стала «самостийная» и жёсткая позиция украинских руководителей военной разведки. Мы предлагали взаимовыгодные и равноправные условия раздела и согласованного ведения разведки на прилегающих морских театрах. Наши украинские коллеги, вчерашние друзья в прямом смысле слова, почему-то видели в них какой-то подвох, и отказывались от любых компромиссов. Подчас дело доходило до трагикомичного…  

Флотская служба закончилась 

Наступило новое время, возникли новые трудности. Шёл 1992 год, пятый год в должности начальника Разведки ВМФ. Прежних коллег по службе в Центральном аппарате Военно-Морского Флота становилось всё меньше и меньше. Пора было и нам уходить на «заслуженный отдых». Старше меня по возрасту в Центральном аппарате был только Главком ВМФ В.Н. Чернавин.

А из трёхсот семи выпускников 1953 года 1-го Балтийского высшего военно-морского училища подводного плавания на действительной службе нас оставалось трое:

– начальник Главного штаба ВМФ Адмирал Флота Константин Валентинович Макаров,

– заместитель Главнокомандующего ВМФ по тылу, начальник тыла ВМФ адмирал Игорь Георгиевич Махонин,

– начальник Разведки ВМФ, заместитель начальника Главного штаба ВМФ, вице-адмирал Юрий Петрович Квятковский.

Уволились мы почти одновременно. В качестве справки: последним из 307 выпускников 1-го Балтийского высшего военно-морского училища подводного плавания 1953 года ушёл в запас Вооружённых Сил Российской Федерации Адмирал Флота Константин Валентинович Макаров. Именно его уход завершил историю нашего курса в кадрах Военно-Морского Флота.

Из рядов Военно-Морского Флота я уходил, когда мне шёл уже   62-й год. 28 из них я честно отдал разведке. Как могу, что-то делаю для неё и сейчас. 

 Москва, 1992 год. В кабинете начальника Главного штаба Военно-Морского Флота Адмирала Флота К.В. Макарова в день увольнения из рядов ВМФ. 

Хотелось бы верить, что некоторые воспоминания и мысли, изложенные здесь, для кого-нибудь когда-нибудь будут хоть чуточку полезными. Очень сожалею, что не обо всём смог написать. Умышленно не касался агентурной разведки и ряда других специальных вопросов. Далеко не обо всех своих коллегах и товарищах упомянул в этой книге. Тоже сожалею. Какого-либо умысла в этом искать не стоит, – так получилось.  

Благобарение судьбе   

Оглядываясь назад, в прошедшие годы житейских будней и флотской службы, могу сказать: – по большому счёту я благодарен своей судьбе. Судьбе, которая на каждом моём жизненном этапе сводила в основном с хорошими людьми, людьми с открытой душой и добрым сердцем, людьми, готовыми протянуть дружескую руку, сурово, но справедливо и доброжелательно подправить, порадоваться совместным успехам.

Я благодарен неизвестному шофёру, который в апреле 1942 года подобрал среди замёрзших трупов, лежавших у Ладожского озера, меня, голодного и дистрофичного блокадного мальчёнку, вместе с измождённой мачехой, и вывез просто так, по зову сердца, на своём грузовике через разбитую и затопленную ледовую «Дорогу жизни» на материк.

Я благодарен училищным офицерам – воспитателям и педагогам, которые из нас, опалённых войной уличных «разболтанных» пацанов, оставшихся без родителей, воспитывали преданных флоту и Родине офицеров.

Я благодарен абсолютно всем командирам и начальникам, которые в той или иной мере занимались моим становлением на каждой флотской офицерской должности.

Ещё больше я благодарен судьбе, что практически всегда, начиная с 1946 года, мне посчастливилось жить и служить в хороших флотских и других воинских коллективах, постоянно ощущать тепло и внимание друзей, товарищей, сослуживцев и подчинённых. Однозначно уверен в том, что без них я не достиг бы тех должностей и воинских званий, которые выпали на мою долю.

Я благодарен своей судьбе и сегодня. Вот уже много лет работаю в Российском государственном военном историко-культурном центре при Правительстве Российской Федерации (Росвоенцентре). На него возложено решение ряда весьма ответственных и многоплановых задач по участию в организации и координации большого круга вопросов духовно-нравственной, патриотической, социальной, научно-исторической, мемориальной, культурно-массовой, воспитательной и другой направленности.

За эти годы сформировался замечательный коллектив сотрудников. У каждого богатейший жизненный и служебный опыт, глубокая и искренняя вера в людей и лучшее будущее нашей страны, традиционная потребность с полной отдачей сил вносить свой достойный вклад в дело возрождения величия нашего Отечества.

Это не громкие слова, за ними стоят конкретные дела и результаты работы центра. Это и есть добрая судьба – работать с хорошими людьми в прекрасном товарищеском коллективе. 

Москва, Росвоенцентр, 17 октября 2008 года.Здесь я на своём рабочем месте просматриваю Книгу 9

Сборника воспоминаний «О времени и наших судьбах.

Отечество надо защищать 

Мы были ровесниками «холодной войны». Что это такое, знали не понаслышке, не из сегодняшних, так называемых, научных трудов и публикаций, во многих случаях содержащих намеренно искажённые факты. Мы сами были активными участниками этой войны.

Для каждого из нас любые положения послевоенной американской доктрины «противоборства» (по сути – установления мирового господства США) не были пустыми словами. За каждым из них стояла политическая, экономическая, идеологическая и военная экспансия. 

Чего стоят лишь отдельные выдержки из текста доклада руководителя ЦРУ США Даллеса об этой доктрине: 

«…Мы найдём своих помощников в самой России. Эпизод за эпизодом будет разыгрываться грандиозная по своему масштабу трагедия гибели самого непокорного на Земле народа, окончательного, необратимого угасания его самосознания… Из литературы и искусства мы…постепенно вытравим их социальную сущность… Литература, театры, кино – всё будет изображать и прославлять самые низменные человеческие чувства. Мы будем поддерживать и поднимать так называемых художников, которые станут насаждать и вдалбливать в человеческое сознание культ секса, насилия, садизма, предательства, – словом, всякой безнравственности… Честность и порядочность будут осмеиваться и никому не будут нужны… В управлении государством мы создадим хаос и неразбериху, незаметно, но деятельно будем способствовать самодурству чиновников, взяточников… Хамство и наглость, ложь и обман, пьянство и наркоманию, животный страх… вражду народов и, прежде всего, ненависть к русскому народу, – всё это мы будем ловко и незаметно культивировать…».

Кстати, к вышесказанному небезызвестный покойный президент США Д. Кеннеди добавил: «…Задача состоит в том, чтобы в будущей войне у русских не было ни матросовых, ни гастелло, ни космодемьянских…». 

Вот поэтому мы с пониманием дела, честно, не жалея сил, как могли, каждый на своём месте вносили свою лепту в укрепление Военно-Морского Флота, Вооружённых Сил и в целом оборонного потенциала страны. Мы были твёрдо уверены, и исторический ход событий подтвердил это, что только военная, экономическая и духовная мощь нашей державы способны обеспечить мир и стабильность на планете, предотвратить ядерную катастрофу.

Жизнь показала, что нам было и есть чем гордиться. 

В заключение остаётся поблагодарить за внимание и терпение, которые были проявлены Вами при чтении этой книги.  

Москва 2008 год. 

источник