Это была вторая половина моей службы в разведке. Очень тяжело я отрывался от «Гидрографа». Около года меня задержали на этом корабле, будучи уже старшим помощником командира «Приморья». Корабль был всё это время без старпома. В это же примерно время ушёл с корабля замполит капитан 2 ранга Плювак Н.П., пришёл новый командир Ворошилов Л.В. Эта ситуация быстро сказалась на порядке, на корабле, корабельной организации. Корабль из лучшего на бригаде быстро слетел в «худшие». Практически на корабле упавшую власть взяли в свои руки «годки», которых возглавлял настоящий уголовник.
        Я прибыл на корабль в день выхода на боевую службу. Представился командиру, обошёл корабль и схватился за голову. Что делать. Сбегать с корабля. Корабль грязный, матросы разболтаны, на офицеров не обращают никакого внимания. Офицеры без дела слоняются по кораблю или сидят по каютам. В машинном отделении грязь, всё пораскидано. У полуразобранного дизель-генератора возятся заводские рабочие. По кораблю ходит разъярённый начальник политотдела разведки капитан 1 ранга  Сурженко П.А. и «воспитывает» офицеров. Увидев меня, даже обрадовался.
- «Я тебе - говорит - приказываю стать у трапа и никого не спускать с корабля».
Я его убеждаю, что мне, как старпому, в день выхода других дел по горло, да я и офицеров корабельных не знаю.
- «Приказываю!!!».
Я подумал, что это и лучше, глаза мои, чтобы не видели этого кавардака. Да и ничего уже и не сделать, здесь нужно время и кропотливый каждодневный труд и стал у трапа.
       День подходил к концу, назначенный срок выхода уже прошёл, а корабль всё стоял у причала. Никак не могли собрать офицеров. Последним, уже в сгущающихся сумерках, прибыл командир группы службы №1 старший лейтенант Жданов. Он залетел на территорию бригады на своём «Москвиче» и, втянув голову в плечи, пронёсся мимо начальства, стоящего у трапа, и пулей влетел на корабль. По кораблю рассыпалась команда:
- «По местам стоять, с якоря и швартовых сниматься».
        Сумерки перешли в полную темноту, и мы уже в темноте двинулись на выход. Штурман, прощаясь со своей женой, видимо перехватил лишку. Корабль потихоньку двигаясь по входным створам, медленно выходил из Босфора Восточного. Штурман, находясь на створах, пытался по РЛС определить место корабля. У него что-то никак не получалось и корабль сваливаясь вправо со створа, направлялся мимо входных буёв. Командир спокойно наблюдал эту ситуацию. Я подсказал рулевому: «Видишь, красный и зелёный огоньки, держи между ними». Мы прошли входные буи, штурман, наконец-то, определил место корабля, и мы опять начали склоняться вправо к берегу. Терпение моё лопнуло, сотни раз я входил и выходил из порта и в любое время суток и никогда ни по чём не определялся и штурман тут отдыхал, обстановка простейшая. Говорю командиру: «Штурман пьян и, если так дальше пойдёт, мы минут через 10 - 15 будем где-нибудь на берегу». Командир извинился за всех и говорит: «Я ночью ни разу не выходил из базы и сейчас совершенно не ориентируюсь. Вы можете корабль вывести?
- «Без проблем».
- «Берите власть в свои руки».
Первым делом я отправил штурмана спать, приказав ему через шесть часов сменить меня, и если он будет хоть чуть-чуть пьян, оторву голову. Я был уже в таком состоянии, что вполне мог это сделать.

ОИС "Приморье". Новый старпом корабля - Бурмистров Э.И., сзади прикомандированный (на поход) из отряда замполит и командир корабля капитан 1 ранга Ворошилов Лев Васильевич.

        Вот так началась моя служба на «Приморье». Для меня этот поход был очень трудным. Офицеры быстро поняли меня и взялись энергично за работу, а с личным составом срочной службы пришлось повоевать. Приходилось работать и уставными и неуставными методами. Надо было наводить порядок. Трудно даже сказать сейчас чем мы больше занимались, особенно первое время, разведкой или порядком на корабле. Командир мне был не помощник в этих вопросах. Рождённый ползать летать не может. Он хороший, порядочный человек, но ничего в нём не было командирского от неумения найти нужные формы общения с матросами и офицерами до управления кораблём. Он по шесть часов швартовался к причалу, в то время как я спустя некоторое время, когда стал командиром этого корабля, единожды, из наблюдений командира бригады капитана 1 ранга Лукаша Д.Т. установил рекорд швартовки на этих кораблях - шесть минут. Для командира корабля это очень важно.
         Пришлось офицеров разведывательных служб отрывать от выполнения ими своих прямых обязанностей, привлекать к решению общекорабельных проблем. Многие вещи приходилось делать в тайне, от командира корабля, скрывая от него. Экипаж надо было делать управляемым. Как можно работать с матросом, когда он в глаза мне говорит:
- «Вы со мной ничего не сделаете, а я молодого матроса изобью, и он будет выполнять мои приказания, а не ваши».
Я ему доказал, что я смогу сделать всё. Примерно через месяц похода он пришёл ко мне и сказал, что будет служить, как положено. Оговорюсь сразу, что я за свою долголетнюю службу, пальцем не тронул ни одного матроса и строго следил, чтобы офицеры этого не допускали. Есть много других действенных методов воспитания. Например, в этом же походе. Спускаемся на юг, погода теплеет и скоро мы перешли на форму в трусах на верхней палубе. Один матрос со службы №1 свои трусы изорвал полоскам и красуется в них как индеец. Спрашиваю у начальника службы капитана 2 ранга Жерноклеева Б.М.: «Что это за вид у матроса?».
- «А что с ним сделаешь, изорвал, а других нет».
- «Приведи его ко мне».
- «В чём дело?» - спрашиваю.
- «А мне так нравится».
- «А мне не нравиться, я на тебя в таком виде смотреть не хочу. Замени трусы».
- «Не буду, у меня других нет».
Открыл иллюминатор. «Снимай – говорю – трусы».
- «Не буду».
- «Боря - говорю, начальнику службы - помоги ему».
Боря мужик здоровый, не подстать мне. Матрос испугался, снял трусы.
- «Выбрасывай в иллюминатор».
- «А в чём я ходить буду».
- «Ходи голый». Он выбросил.
- «А теперь – говорю – иди, работай».
Голым он не ходил, трусы нашёл, но рвать больше не стал.
        Всё постепенно перемололось, мы успешно выполнили поставленные задачи, в полном составе и в здравии возвратились в базу. Как-то не помню, кто из офицеров штаба бригады или управления высказал такую мысль. Почему мы от причала в море отправляем в море зачастую сырой корабль, недоработанный, а с моря он возвращается боеготовым со спаянным, сплочённым экипажем.
        Приведу ещё один пример. Из двух больших кораблей на бригаде «Приморье» и «Забайкалье» какой-то из них вышел из ремонта, с завода, а другой вернулся из похода, стояли они рядом. Из ГШ ВМФ прибыли офицеры на корабль, прибывший с моря. Зайдя на причал они, не читая названий, пошли на корабль, вышедший из завода, а когда их поправили, они удивились. По виду должно быть наоборот. Корабль, вышедший из ремонта, должен был сверкать свежей краской, а прибывший из дальнего морского похода должен быть ржавым. Здесь много упущений было со стороны командования бригады.
        Походы «Приморья» были практически все одинаковы, в один и тот же район  -  атолл Кваджалейн, продолжительность 100 суток. Но были и исключения. Почти отбыв своё время на Кваджалейне, получаем приказание готовиться перейти к западному побережью США (совсем недалеко) для разведки первого запуска «Шатла». Пообещали «подзаправить» и запросили состояние корабля и экипажа. Докладываю по кораблю - на главном двигателе заглушен один цилиндр, заканчиваются продукты (поход подходил к концу). В экипаже - один матрос моторист по фамилии Катаев, немного не в себе, какое-то помутнение в мозгах. На вахте у главного двигателя все четыре часа ходит как заводной и ничего не делает. Пришлось убрать с вахты. Командир БЧ-5 майор Давыдов Анатолий Иванович взвинчен до предела, по малейшему поводу срывается до истерики, «пинает» матросов. На моё сообщение пообещали только подкинуть продуктов на меняющем нас «Измерителе». Что мог для нашего экипажа привести «Измеритель». Один смех. Они для себя продуктами заполняли даже коридоры.
         С приходом «Измерителя», забрав с него каплю продовольствия, мы двинулись к западному побережью США на хромом одном главном двигателе. Продукты пришлось равномерно распределить до предполагаемого конца похода, не глядя на нормы снабжения. Командир БЧ-5 ещё больше стал впадать в истерики и начал уже бить матросов. Я его предупредил, прекрати, до меня доходят слухи, что ты занимаешься рукоприкладством. А через некоторое время от его подчинённого поступила жалоба, что командир БЧ-5 побил его. Я доложил в базу, второй поход только начинался. Замполит Миша Шуляк, как всегда принципиальный - необходимо привлечь к партийной ответственности. Он вызвал к себе в каюту Давыдова А.И. и начал партийный разнос. Командир БЧ-5 сорвал с себя погоны и бросил ему на стол. Партбилеты наши оставались в базе. Миша расстроенный пришёл ко мне:
- «Что делать?».
- «Надо исключать из партии».
Я говорю: «Не трогай его, это не метод сейчас».
- «С меня в базе спросят - взмолился он - почему не исключили из партии за избиение матроса».
- «Скажешь, командир запретил, вали на меня».
Впереди ещё точно не один месяц похода, десятки тысяч миль и уже калека один единственный главный двигатель. В такой ситуации не хотелось лишаться опытного старшего механика. Я решил ещё раз попытаться вернуть его к нормальной жизни. Провёл с ним опять воспитательную беседу, но вижу, слова не доходят, человек на грани психического срыва. Ладно, говорю, не понимаешь, отстраняю тебя от должности, передай дела командиру моторной группы, объявляю за избиение матроса семь суток ареста. Сиди, не вылезая из каюты, увижу где-нибудь, приставлю охрану, подвернётся оказия, отправлю в базу. Через три дня зашёл к нему в каюту – совсем другой человек. Извинился и попросил после семи суток допустить его к исполнению должности. Пообещал, что больше подобного не повторится. Я сказал, что подумаю, даже обрадовался, что всё-таки дошло. Вернуть его к исполнению своих обязанностей, и была моя главная цель. Своё обещание он выполнил. Мы, хотя и на хромом двигателе, но после полугодового плавания вернулись домой своим ходом и, даже отказались от предлагаемой помощи – выслать буксир с подходом нас к Японии.
         Был в этом походе и другой выходящий за рамки обыденного случай. Питание из-за недостатка продуктов заметно ухудшилось и уже на переходе к западному побережью США по кораблю пошли нехорошие разговоры. Нужна была профилактика. Я собрал матросов, и спросил у кого какие жалобы на питание. Открыто возмущаться ни кому не захотелось, но всё-таки были отдельные критические реплики. Я начал объяснять сложившееся положение с продовольствием на корабле:
- «Урезаны нормы, у некоторых продуктов просрочены сроки годности».
Я поднял по очереди пару матросов, выбрал специально призывавшийся из глубинки, и спросил, как они питались дома, до службы. Ответ, конечно, был в мою пользу. Поднял другого матроса:
- «Вспомни из присяги, которую ты давал, то место где говорится о трудностях военной службы. Вот у нас сейчас эти трудности возникли и надо их стойко перенести».
Все согласились с этим и начали оправдываться, что вроде бы никто и не возмущается, все понимают ситуацию. Вопрос был решён.

ОИС "Приморье". Комсомольское собрание.

        После проведения собрания с матросами, я решил собрать офицеров, поэтому же вопросу. Чтобы никого не отрывать от службы, собрание назначил в свободное время - в субботу после бани. Оказалось, что четыре офицера дословно выполнили суворовский наказ - после бани хоть продай кальсоны, а чарку выпей. Среди этих четверых оказался и офицер, отобранный накануне кандидатом на поступление в следующем году в дипломатическую академию.
          Замеченных в пьянстве офицеров, начальники служб наказали, а вот с кандидатом в академию вопрос застопорился. По чьей инициативе не знаю, но офицер стал оспаривать факт пьянства:
- «Я не был пьян. Начальник службы меня не обнюхивал».
Лично я нисколько не сомневался в правоте начальника службы. Вопрос решили вынести на партийное собрание. Желая выгородить своего товарища, коммунисты, а большинство их было молодые офицеры, поддержали подозреваемого в пьянстве офицера. Вопрос, конечно, был заранее продуман. В итоге партийное собрание большинством голосов решило не наказывать офицера, а обвинило начальника службы в необъективности. Я наблюдал за этим, не вмешиваясь в диспуты, а через несколько дней написал приказ, в котором наказал офицера самым строгим образом и с самой громкой формулировкой. После объявления офицерам приказа ни один не возмутился и не подал голоса, никто не сомневался в моей правоте. Два человека пришли ко мне за объяснением - пострадавший и замполит. Наказанному офицеру я объяснил, что после такого выступления на корабле против командования, я не могу рекомендовать его представлять интересы нашей страны за рубежом. Я мог простить и посмотреть другими глазами на пьянство, это не так страшно.
          Замполит же растерялся, не мог сообразить, как ему объяснятся со своим начальством по приходу в базу. Я сказал, что это дело твоё, не по моей части. Надо было работать до партийного собрания, готовить его. Смотреть надо чуть-чуть вперёд, а не под ноги и знать настроения офицерского коллектива. Я, кстати, предупреждал его, и, советовал отнестись, посерьёзней к подготовке собрания.
          Страсти потихоньку затихли, мы втянулись и смирились с тем, что наш поход по времени увеличился вдвое. Посмотрели запуск «Шатла» и направились домой.
          Командование наше задумало ещё один эксперимент с нами. Меня посвятили в дальнейшие планы. От западного побережья США нам хотели спланировать заход в Петропавловск Камчатский, подремонтировать главный двигатель и выйти на Алеуты для решения какой-то задачи. Не знаю, как можно было додуматься до такого. Время ведь было не военное, мирное и «Приморье» был не единственный корабль на бригаде. Почти полгода мы уже не ступали по земле. Не помню, как я ответил на такой запрос, но смысл был таков - для решения этих задач придётся поменять экипаж и в первую очередь командира корабля. Вопрос больше не поднимался.
           Маршрут перехода от западного побережья США мне дали по сороковой параллели до Японии и далее проливами. В целях безопасности я попросил изменить маршрут - двигаться до Японии по тридцатой параллели. Мой маршрут был утверждён, но по приходу офицеры управления, посмеиваясь, говорили мне, но и хитрый же ты. Ниже сороковой параллели до Японии идут экипажу боны, выше боны только до 180 меридиана. Для тех, кто не знает, боны - это денежные условные единицы. Едва советский человек, неплохо заработавший за границей, ступал на родную землю, как вся его валюта в обязательном порядке обменивалась на чеки (у моряков чеки назывались бонами). Реализовать боны можно было только в специальных магазинах, где можно было купить на них дефицитные товары. За этот поход, мне кажется, можно было бы и двойную зарплату выдать всему экипажу. Поход-то был двойной, почти 190 суток.
Офицерам, которые шутили по поводу бонов, я посоветовал при выборе маршрута перехода заглядывать в лоцию. В 40-х широтах в это время господствующий ветер выше 5-ти баллов и встречный нам, за 30-й параллелью такой же ветер, но попутный. Попутный ветер нам с нашей хромой машиной был очень нужен.
        На обратном пути создалась критическая ситуация с главным двигателем. Нужен был профилактический небольшой ремонт. Мы обсудили с командиром БЧ-5 этот вопрос. Он заверил меня, что ему хватит для ремонта суток, но главный двигатель на это время должен полностью выведен из строя. Провели соответствующую подготовку, я по своему прогнозу выбрал время и место, где безопаснее сутки продрейфовать без хода и доложил командованию:
- «Для надёжной работы главного двигателя такого-то числа в такой-то точке, вынужден, задержаться в дрейфе на сутки».
Командование не возражало. Мы успешно подлечили двигатель и двинулись дальше. Благополучно, своим ходом добрались до родного причала. Кто на себе не испытал такого, никогда не поймёт до конца слов песни:

Кто знает, как для моряка минута эта дорога.
Когда в туманном свете маяка,
Вдали покажутся, родные берега.

          Около 190 суток длился наш поход. Это был рекорд для ВМФ по беспрерывному пребыванию в море. О нашем рекорде меня просветили офицеры ГШ ВМФ, а вот в нашем родном соединении этого никто и не заметил. В одном из документов, не помню его названия, составленном командиром бригады капитаном 1 ранга Лукаш Д.Т., прочитал, что кажется, «Дефлектор» совершил самый длинный поход (за 200 суток). Не знаю, насколько это достоверно, так как прошло несколько десятилетий с тех пор.
           Почти по каждому походу наших кораблей по ходатайству управления разведки флота издавался приказ ГК ВМФ о поощрении экипажа. Совершенно не запомнилось мне, был ли поощрительный приказ за этот поход, но отлично помню, что меня дважды грозился начальник политотдела разведки снять с должности и выгнать из партии за этот поход. Первый раз сразу после разбора похода, когда он узнал о партийном собрании и моём приказе о наказании, который был подписан вразрез с решением партийного собрания. Я спокойно выслушал угрозы и спросил его:
- «В чём же моя вина? Ведь я же был прав. Ни один офицер, коммунист не стал оспаривать моего приказа, потому что все были согласны со мной. Свою командирскую власть я не превысил, а что партийное собрание пошло по ложному пути это надо было замполиту думать об этом раньше. Вы замполитов же ставите почти на один уровень с командирами кораблей».
Видя мою правоту, он убавил свой гнев, передумал выгонять из партии и просто по-житейски спросил меня, как же ему докладывать наверх об этом. В истории советского ВМФ таких примеров ещё не было (может он просто не знал). Я ему сказал, что это дело не моё. Я сделал своё, а вы думайте сами, что дальше делать.
          Второй раз наша встреча с капитаном 1 ранга Сурженко П.А. состоялась по другому поводу. Через некоторое время после этого похода, я написал представление на присвоение очередного воинского звания командиру БЧ-5 майору Давыдову А.И. Начальник политотдела пришёл на корабль и опять начал угрожать исключить меня из партии.
- «Как так, Давыдов А.И. в море избивает матросов, а после похода вы  представляете его к присвоению очередного воинского звания?».
На первый взгляд, конечно, парадокс. Но, учитывая трудности похода, и что им было сделано для успешного решения, со мной можно согласиться. Да и ведь давно известно  -  победителей не судят. Покричав на меня, начальник ПО ушёл, потребовав на прощанье забрать представление на Давыдова А.И. Я отказался, сказав, что, писал представление, всё обдумав, и не собираюсь менять своё мнение.
         Через некоторое время Давыдов А.И. получил очередное воинское звание подполковник, и в скором времени после этого ушёл на берег к новому месту службы, упросив меня не препятствовать ему в этом.
          Спустя 2-3 месяца после нашего возвращения с западного побережья США, в один из обычных дней командир бригады, собрав командиров кораблей, производил очередную читку накопившихся приказов и различных ЦУ вышестоящего командования. Читает обзорный приказ ГК ВМФ по аварийности на флоте, и вдруг я слышу, что РЗК «Приморье» в океане в результате аварии главного двигателя, находился больше суток без хода. Командир корабля такой-то, командир БЧ-5 такой-то. Меня это возмутило, как же так. Мы предупредили аварию главного двигателя. Такой опыт надо бы наоборот пропагандировать. Где же делать планово-предупредительный ремонт, как ни в океане, если мы по полгода находимся в походе. Комбриг меня успокоил, ну тебя же не наказывают тут в приказе. А вообще-то надо было наказать, чтобы знал, как по полгода «шататься» по морям.
         Так почти полгода спустя на меня продолжали сыпаться шишки за благополучно завершённый такой трудный поход. С точки зрения разведки он по-моему был мало результативным. Но это так было и запланировано с самого начала. Каких-то больших результатов и не планировалось. Видимо, просто надо было засвидетельствовать первое такое необычное событие на нашей планете - полёт в космос и возвращение на землю. Тем более, что «раненый» корабль не мог там работать во всю прыть.

Назад            Дальше

Бурмистров Э.И. "Будни морских разведчиков. Взгляд с мостика разведывательного корабля".