Яркой страницей в жизни экипажа "Гидрографа" был поход в Индийский океан, где он влился в состав 10-й Оперативной эскадры кораблей ВМФ (ОПЭСК). Это был, я так считаю, первый поход в истории морских разведчиков ТОФ с заходом в иностранный порт. Нас готовили тщательно и особо. Меня инструктировали, что в иностранном порту будут кругом шпионы и будут всё время пытаться проникнуть на корабль, поэтому должна быть бдительность, бдительность и ещё раз бдительность. По-моему меня «перекачали», позже объясню примерами. Необычность похода пугала не только меня, но и командование бригады. Предполагали, что может быть, даже придётся встречать на корабле иностранных гостей. Для организации достойной встречи мы получили специальный сервиз с набором всяких рюмок, фужеров и тарелок. Правда, чем наполнять рюмки и фужеры не дали. Мне пришлось, чтобы не ударить в грязь лицом в этом случае, купить самому ящик водки - "Московская" в экспортном варианте, крепостью 56 градусов.
Я изучил хорошо все имеющиеся документы, касающиеся нахождения наших кораблей в иностранном порту. Впоследствии ими и руководствовался, причём пунктуально. Немного упоминаний нашёл в документах и о разведывательных кораблях. Лично мою подготовку завершил инструктаж у командующего флотом. Я с трепетом, со своим замполитом, прибыл к командующему флотом адмиралу Маслову Владимиру Петровичу. Ожидал, что сейчас будет строгий опрос моих знаний и боялся, выдержу ли я успешно экзамен. Получился простой житейский разговор. Командующий поинтересовался, был ли я в таких походах, мой стаж командования кораблём, как я справляюсь с командованием. Мои ответы, видимо, его удовлетворили. Он сказал мне, что там всё обыденно, как и у нас тут. Бербера это почти наша база, если будете заходить в столицу Сомали - Могадишо, там посерьёзнее. Наши корабли стоят в основном на рейде у острова Сокотра. На прощанье командующий показал места, где хорошо ловится рыба и пожелал счастливого плавания. Я, окрылённый успешно закончившимся экзаменом, ринулся завершать подготовку корабля к выходу, так как дел ещё было много. Неожиданно, по крайней мере, для меня, командование флотом решило, чтобы сэкономить моторесурс корабля для работы в составе эскадры, тащить корабль гражданским буксиром до выхода из Малаккского пролива. Готовность к буксировке должен проверить морской регистр - чисто гражданская служба. Из отдела перевозок флота пришёл капитан 2 ранга и рассказал мне, как это делается, упустив самое главное, надеясь, что я сам соображу.
Я пошёл в этот регистр и дал заявку на проверку корабля. Что это за проверка я не имел понятия. Мне назначили ближайший день. В день проверки на корабль прибыл старичок, глянул на наши плавсредства, спросил количество экипажа и написал акт, суть которого - корабль к буксировке не готов. Причины - два спасательные наших вельбота не обеспечивают даже половины экипажа, спасательные круги не оборудованы спецфонарями, спасательные жилеты устаревшего типа (других на флоте, не устаревших не было). Я схватился за голову – эти замечания нельзя устранить. Доложил о результатах проверки комбригу. Доклад, видимо, прошёл по команде. На другой день, на корабль с сумасшедшими глазами прибежал тот же капитан 2 ранга и накинулся на меня, что я натворил. Оказывается, надо было хорошо накрыть стол перед составлением акта.
- «Что же делать дальше, замечания то неустранимые?».
- «Вызывай его снова на проверку и не забудь накрыть стол». Я так и сделал.
Через пару дней на корабль прибыл этот же старичок.
- «Ну как Эдик, устранил замечания?
- «Конечно. Всё в порядке, пойдёмте, пообедаем».
- «Нет сначала дело, а потом и пообедаем».
Я замер, вот тебе и раз. А дальше страх отпустил.
- «Сейчас – говорит - я составлю акт, а потом и пообедаем».
Не торопясь написал новый акт с выводом - корабль к буксировке готов, и мы пошли в кают-компанию. Стол был накрыт шикарно, между тарелок красовалась бутылка «Московской» в экспортном исполнении. Мы втроём, капитан 2 ранга из отдела перевозок флота присоединился к нам, сели за стол, а по кораблю в это время работники Политуправления флота проверяли наглядную агитацию к походу. Я вызвал замполита и говорю:
- «Хоть стой с ружьём у дверей кают-компании, но чтобы ни один работник Политуправления не заглянул сюда».
Замполит успешно выполнил моё задание.
Пить мне было, конечно, нельзя и капитан 2 ранга вежливо отказался от участия в приеме спиртного. Старичок сделал вид, что не замечает этого, и когда в бутылке оставалось на дне, он внимательно рассмотрел бутылку и с горечью сделал мне выговор: «Что же ты, Эдик, не предупредил меня, она же 56 градусов. Я чувствую, что что-то не то, а мне сегодня ещё одно судно надо проверить». Акт уже был в моих руках, и я смело подбодрил его: «С вашими-то способностями вы ещё пару судов сегодня сможете проверить». Бережно свёл я его с трапа, проводил за проходную, сердечно раскланялся, и он направился проверять ещё одно судно.
ГиСУ "Гидрограф". Буксировка корабля.
Закончилась подготовка, мы вышли на рейд. Буксир "Диомид" взял нас за «ноздрю». Это была тоже целая операция. В заводе была сделана специальная буксирная брага из якорь-цепей, которые пропустили через клюза, а за якорь-цепь уже "Диомид" завёл свой мощный стальной буксир. И со скоростью 4 - 5 узлов мы двинулись в Индийский океан. Погода в основном, благоприятствовала, и мы через пару недель вышли из Малаккского пролива. За весь переход один раз обрывался буксир. Когда на выходе из Малаккского пролива мы прощались с буксиром, я должен был подписать акт о проведённой буксировке.
Маяк Рафалс. Малаккский пролив.
Конкретных деталей акта не помню, но меня поразила стоимость всего этого мероприятия, которая была указана в акте. Сейчас я уже не помню цифру, но меня поразило то, что плата за буксировку превышала сумму, отпускаемую на ремонт корабля при постановке в завод. Мне смысл такой экономии был не понятен, но может я не знал каких-то стратегических планов. Дальше мы пошли своим ходом.
ГиСу "Гидрограф". В Ормузском проливе.
К пункту базирования 10-й ОПЭСК (Бербера) мы подошли ранним утром и получили указание стать на якорь. Подход к причалу будет во второй половине дня по указанию оперативного дежурного (ОД) эскадры. Почти в это же время на рейд подошёл и стал на якорь БПК, по-моему "Адмирал Октябрьский". С него нас оповестили, что на борту находится, прибывший с Черноморского флота командир эскадры контр-адмирал Николай Яковлевич Ясаков. Часов около двенадцати БПК снялся с якоря и пошёл к причалу. После его швартовки к нашему борту подскочил командирский "Стриж" с бравым лейтенантом на борту, который сообщил, что прибыл доставить командира корабля для инструктажа к начальнику штаба эскадры. Начальник штаба приказал мне взять на борт флагманского штурмана для обеспечения безопасности, и стать к причалу за забором, который огораживал место стоянки наших кораблей.
- «Разведывательный корабль в иностранном порту в соответствии с директивой такой-то должен стоять между нашими боевыми кораблями. А вы меня вообще вытесняете с территории».
- «Свободного места на причале нет» - пояснил он.
- «Тогда я буду стоять на рейде, хотя место есть, как раз между подошедшим БПК и эсминцем, по-моему "Внушительный"».
Начальнику штаба очень не хотелось ставить наш корабль рядом с БПК, он боялся за его борта. Всё-таки, я уверил его, что места вполне достаточно, а к борту БПК я не прикоснусь. И флагманского штурмана мне не надо, справимся своими силами. Начальник штаба нехотя согласился и отпустил меня. Я пошёл к оперативному дежурному, чтобы он отправил меня на корабль. Оперативным оказался наш коллега-разведчик Иван Лубский. Мы с ним поболтали, потом он спрашивает меня, а ты был у командира эскадры. Да нет, говорю, меня никто не вызывал.
- «Обязательно зайди и представься» - он это очень любит.
Я послушал и пошёл представляться. В каюте командира эскадры с кислой миной сидел начальник штаба. Видно что-то не нравилось новому командиру эскадры. Я представился адмиралу. Он долго молча смотрел на меня, что-то соображая, или мой вид его несколько развлёк - в синих коротких штанишках, в такой же безрукавке и на голове белый чехол, правда оборудованный козырьком и кокардой. Потом, так и не поняв, видимо, спросил меня:
- «Что это за ГИСУ "Гидрограф"?»
- «Где он и что тебе надо?».
Я ответил: «ГИСУ это легенда, а на самом деле корабль разведчик, стоит на рейде, ожидает разрешения на подход к причалу».
- «Что же ты, ко мне пришёл?»
- «Представиться» - говорю.
Тут Ясаков Н.Я. разразился в сторону начальника штаба: «Покажите этого, чуть ли не динозавром меня назвал, своим командирам ваших "крейсеров"».
- «Вот это настоящий морской офицер. Флагман уже два часа стоит у причала и не один из стоящих командиров кораблей не прибыл представиться. А этот командир - корабль ещё на рейде, а он уже прибыл и представился».
- «Идите, командир на свой корабль и швартуйтесь к причалу».
Я заскочил на соседний эсминец, проинформировал командира и убыл на свой корабль.
ГиСу "Гидрограф", декабрь 1970 г. Старший лейтенант Карев В.А., капитан-лейтенант Бурмистров Э.И.
Без всяких трудностей и эксцессов мы ошвартовались между БПК и эсминцем. Я, начитавшийся множества документов о «шпионских кознях в иностранных портах», охрану корабля организовал строго в соответствии с руководящими документами. Вахта у трапа два человека. Командир поста находится у трапа на причале, вооружён пистолетом Макарова с двумя снаряжёнными обоймами. Вахтенный у трапа находится на корабле и вооружён автоматом Калашникова с двумя снаряжёнными дисками. Весь контингент вахты у трапа на время стоянки в порту я, лично сам подробнейшим образом проинструктировал. На корабль пропускать только в сопровождении дежурного по кораблю, а дежурный по кораблю мог провести на корабль только после доклада лично мне. О нашем корабле на эскадре сразу заговорили. Матросы рассыльные оперативного дежурного эскадры с приказаниями на наш корабль упорно отказывались идти, говорили, что там могут подстрелить нечаянно. Первый рассыльный с книгой приказаний, не обращая внимания на требования вахтенного остановиться, попытался пройти на корабль. Вахтенный у трапа, щёлкнув затвором, стволом автомата остановил нахала. Матрос с перепугу чуть в обморок не упал, но больше к нам на борт без разрешения не заходил.
Два офицера КГБ, москвичи, прибыли для проверки на кораблях эскадры состояния засекреченной связи. Дежурный по кораблю остановил их на юте, у трапа с просьбой подождать пока прибудет командир корабля. Я был где-то на берегу. Они тыкали под нос ему свои удостоверения, командировочные, но дежурный был неумолим - ждите командира, пропустить не могу. Бедные офицеры более получаса проторчали на раскалённой палубе под палящим солнцем. Я думал, что после такого приёма они нас сожрут, но обошлось, так как каких-либо серьёзных недостатков в организации связи они не нашли, а после проверки я им устроил хороший обед, извиняясь за то, что их немного пожарили на юте.
В море на наших кораблях каждый командир устанавливал форму одежды по своему усмотрению и возможностям. Перед этим же походом нам впервые выдали тропическую форму одежды. Матросам синие шорты и безрукавка, пилотка и тапочки. Офицерам - синие брюки и безрукавка, пилотка и тапочки. Я, сам не знаю почему, офицерам приказал на рубашки укрепить погоны, а про матросов забыл. Поэтому матросы были без погон. Никто на это не обратил внимания, но когда мы влились в состав эскадры, первый у меня спросил начальник политотдела - почему у вас матросы ходят без погон. Для меня самого это было неожиданным, действительно, почему. Но не говорить же, что я прошляпил. Сообразил быстро - мы ходим под гидрографическим флагом, а на этих судах офицеры военные, а рядовой состав гражданские. Начальника политотдела устроил этот ответ, но он обещал проверить. Флагмана эскадры заинтересовались, потянулись с вопросами:
- «Есть ли женщины в экипаже?».
- «Конечно, есть» - отвечал я.
- «А почему их не видно».
- «Я их прячу от вас».
Объяснение удовлетворило и постепенно дурацкие вопросы отпали. Флагмана стали приходить с просьбой, дать бутылку вина. У нас вино положено было по пайку, а в Бербере сухой закон.
В этом иностранном порту оказалось мало интересного. Сомали в то время было очень бедным государством. На берег сходили группами, до 18 часов. Старшими групп были офицеры. Выдали всем местные деньги, но расходовать их особо было некуда. Накупили всякой мелочёвки, чтобы израсходовать деньги. Единственной отдушиной для моряков было купание на местном пляже. Замполит, не знаю какого подразделения, капитан 2 ранга Иванов, объяснил мне, что он тут вся советская власть и со всеми возникающими вопросами обращаться к нему. Он ко мне заходил частенько. На причале местные жители торговали кораллами, ракушками. Он перед приходом ко мне, подходил к торговцам, высматривал какой-нибудь симпатичный коралл или ракушку и говорил хозяину:
- «Эту штуку, «корефан», подари командиру этого корабля». И тот безропотно передавал указанный коралл в руки рассыльного по кораблю. Иначе он мог выгнать любого с причала, то есть лишить доходного места. Следом за кораллом он приходил сам.
- «Налей стаканчик вина и отправь булку белого хлеба шофёру автобуса, который стоит на причале у корабля. Этот шофёр за булку хлеба добросовестно возит на пляж весь день моряков».
Вот и вся организация отдыха была. Больше, конечно, радости было, что нет утомительных вахт, рядом берег, можно вдоволь поспать и посмотреть фильмы.
Начальник политотдела эскадры меня несколько раз инструктировал:
- «Получи деньги, положенные на организацию отдыха личного состава, а так как их расходовать тут некуда купи фломастеров (для нас тогда это было чудо) для корабля и заодно на политотдел эскадры».
Я категорически отказался получать и тем более расходовать эти деньги.
С первого дня стоянки на корабль прибыли из политотдела эскадры для проверки два офицера. С ними работал замполит. К концу дня приходит замполит и говорит, что офицеры требуют предъявить на проверку партийные документы.
- «Ты этим неучам поясни, что с заходом в иностранный порт, все секретные документы закрываются и опечатываются в секретной части, а партийные документы хранятся на уровне секретных документов. Не мы придумали этот порядок».
Через некоторое время замполит опять пришёл и говорит:
- «Начальник политотдела требует предъявить документы».
- «Объясни ему, если он тоже не знает руководящих документов».
На следующий день замполит уже со слезами на глазах просит меня показать им документы. Начальник политотдела пообещал его снять с должности за неповиновение. – «Скажи ему, что это приказание командира корабля, пусть разговаривает со мной». На третий день начальник ПО вызывает меня. Я уже был почти на берегу, с группой офицеров собрался сходить в город.
- «В чём дело - спрашивает начальник ПО - боитесь предъявить документы на проверку?»
Я ему повторил всё ранее сказанное и добавил, что у нас секретарь парторганизации опытный и документы, гарантирую, в порядке. Если хотите, я после выхода предъявлю их вам. Начальник ПО пустился в пространные высказывания, что Бербера это наша база, какой тут в чёрта иностранный порт. Я ему ответил, что для меня это иностранный порт, и я действую в соответствии с руководящими документами, которые вы отменить не имеете права. Он расшумелся, начал угрожать, что отстранит меня от должности и отправит в Союз. Я ему сказал, что отстранить меня от командования кораблём у него не хватает власти, а если всё-таки каким-то путём сможет, то я только поблагодарю его. Надоело уже болтаться, хочу домой. Он пошёл со своими угрозами по второму кругу. Я понял, что это надолго, а там меня ждут офицеры и сказал:
- «Хорошо, я записываю в вахтенный журнал, что по вашему приказанию вскрыта секретная часть в нарушении требований директивы такой-то».
- «Пиши хоть куда» - рявкнул начальник ПО.
Я вышел и сказал замполиту, чтобы он выдал им на проверку партийные документы.
На конец стоянки командир эскадры назначил нам смотр штабом эскадры. В назначенный день на корабль с утра прибыли офицеры штаба и пошла проверка по полному плану. Видимо офицеры были достаточно опытные, или им просто не хотелось особо с нами возиться, но через час всё было готово. На разборе все лихо доложили, даже с каким-то удивлением, что на корабле порядок, вся техника в строю, личный состав обучен. В общем, всё в норме. Смотр, как и положено, завершился опросом жалоб и заявлений.
Выборы в Верховный Совет СССР в Индийском океане.
Личный состав построили на юте, офицеры собраны были в кают-компании. Я, конечно, перед смотром обратился к личному составу, чтобы на опросе жалоб и заявлений докладывали чётко и глупых вопросов не задавали. Командир эскадры в сопровождении начальника политотдела, меня и замполита корабля прошёл почти половину строя. Каждый матрос чётко представлялся и один и тот же доклад: «Жалоб и заявлений не имею». Контр-адмирал Ясаков Н. Я. засомневался и отправил меня с замом в каюту. Матросы, говорит, вас боятся. Прошёл весь строй, ни одной жалобы. На выбор спрашивает у одного матроса: «Почему у вас нет ни одной жалобы?». Матрос толково ответил, что серьёзные, крупные вопросы вы всё равно решать не будете, а все мелкие решаются на корабле. То же было и с офицерами. После этого командир эскадры зашёл ко мне в каюту, спросил меня, я ответил также как и матросы.
- «Как это у тебя так получается? На соседнем корабле, эскадренном миноносце, при опросе жалоб и заявлений единицы матросов не заявили жалоб, а офицеры так по несколько штук».
- «Ничего особенного в этом нет, у нас в разведке так принято, самим все вопросы решать».
Последний удар по командиру эскадры сделала моя маленькая собачка, которую перед выходом в море я забрал из дома на корабль. Она выбралась из-под кровати, осмотрела своими умными глазами нас, села столбиком напротив адмирала и стала усердно махать передними лапами. На столе стояла коралловая ваза, а в ней лежал шоколад, её любимое лакомство. Ясаков Н. Я. некоторое время ничего не мог сказать, только смотрел на неё. А потом сказал:
- «Надо же, у него и собака обучена и выдрессирована как матросы. Как она сообразила, что я тут старший и чего она просит».
«Шоколад».
Он взял шоколадку из вазы, развернул и дал ей.
- «Пойдём начпо с этого корабля, нам тут делать нечего».
Естественно, мы получили высокую оценку. И после этого, до самого конца пребывания в составе эскадры, на еженедельных подведениях итогов, которые объявлялось по радио, мы назывались лучшим кораблём в своей группе.
После отдыха в Бербере нас поставили у входа в Персидский залив, в Ормузском проливе, с задачей считать танкера, вывозящие нефть. Какая страна сколько вывозит. Практически, просто так определить это не возможно, позже я это обосную, да и мы совершенно не подготовлены были к решению такой задачи. Не было ни одного человека на корабле, который бы имел какие-нибудь знания о танкерах, не было никакой справочной литературы. Поэтому, собираемый нами материал, мне кажется, не имел никакой ценности. Но пришлось браться за работу и работать. Корабль ежедневно облетал иранский самолёт «С-130», видимо, проверял нас и рассматривал. В один из первых дней нашего пребывания примчался новейший иранский СКР с кучей адмиралов на борту и около часа толпа адмиралов на мостике рассматривала нас со всех сторон. Что они там решали и думали, не знаю.
Аварийный танкер "Верагуа".
В один из дней, в светлое время суток, панамский танкер «Верагуа» недалеко от нас лёг в дрейф и стал по радио просить помощи у проходящих судов. Его как будто никто не слышал, все торопились. Я доложил в базу, что неподалеку от меня терпит бедствие танкер. Мне дали команду подойти к нему, выяснить характер бедствия и по возможности оказать помощь. Была установлена по радио беспрерывная связь с командованием флота и все действия после разрешения, я должен был докладывать. Сразу предупредили принять все меры предосторожности и сохранение тайны, возможны провокации. Я подошёл поближе и запросил, в чём они нуждаются. Танкер был старый, у него лопнула обшивка, и потихоньку стало затапливать машинное отделение. Свои водоотливные средства не справлялись с откачкой воды. Я послал на танкер старпома и командира БЧ-5 конкретно определить наши возможности оказания помощи. Командир БЧ-5 быстро прибыл и доложил, что главный двигатель уже подзатоплен, эксплуатировать нельзя, но течь небольшая, и если мы дадим им свой погружной 100-тонный насос, то вполне можно откачать воду и запустить главный двигатель. Они же запросили отбуксировать их на Бахрейн для постановки в док. Я вызвал к себе на борт капитана и старшего механика и предложил им свой вариант. Капитан согласился. Я, говорит, за неделю там справлюсь, течь в доке заделают, буду идти мимо и, если вы будете тут ещё, верну насос. Мы обменялись радиоданными для связи. Командование наше утвердило такой вариант, насос сказали передать по акту. Акт должны подписать по три представителя от каждой стороны. Стармех с командиром БЧ-5 занялись насосом, а мы с капитаном сели у меня в каюте. Я накрыл стол и мы с капитаном за бутылкой «Московской» беседовали часа полтора о мировых проблемах. Он оказался приятным молодым человеком, португалец, бывший тоже офицер, командир судна, типа наших, гидрографических. Мы объяснялись с ним на английском языке, правда, оба владели им неважно. В качестве переводчика я вызвал старшего лейтенанта Соколова А.А., командира группы РР.
Перед уходом капитан пригласил меня к себе на судно. С ним на судне была жена и дочь, и он сказал, что заказал жене приготовить какое-то особое блюдо, но я вежливо отказался, сказав, что по нашим законам командир в море не имеет права покидать борт корабля. На прощанье я ему подарил бутылку водки. Он остался доволен и прислал мне две бутылки южно-африканского портвейна и две пачки сигар. Кстати, танкер был панамский, командный состав португальцы, команда мозамбикцы, а нефть везли для США. Вот и разберись, кто, сколько нефти вывозит.
ГиСу "Гидрограф" . Купель Нептуна.
Вопросы мы все порешали, дела сделали и готовы уже были расходиться, как вдруг мне поступило указание, чтобы акт подписали по четыре представителя. Я докладываю, что уже всё оформлено, и мы расходимся, неудобно пятиться назад. Выполняйте приказание. Я ответил, есть, но делать, конечно, не стал. Это выглядело бы как-то не прилично и я, посчитал, позорно для моей страны. Кстати, об этом акте, насос нам не вернули, мы больше не встретились, когда командир БЧ-5 показал акт в Техническом управлении, чтобы списать насос с корабля, посоветовали сходить с ним в туалет. Зачем же тогда нужны были четыре подписи, а не три. Меня это крайне возмутило, и я пошёл к начальнику штаба флота, напомнил ему ситуацию с передачей насоса, что я не самовольно, а с согласия командования флотом, передал этот насос. Он тоже возмутился и заверил меня, что вопрос будет решён. Действительно, на другой день командира БЧ-5 вызвали в ТУ и быстро списали насос.
Капитан танкера поблагодарил меня за помощь и сказал, что дальше он справится сам, ничего от нас больше не надо. Командование же наше загорелось желанием помогать ему и дальше, и приказали мне сопроводить танкер до Бахрейна. Опять мне ничего не оставалось делать, как ответить есть и выполнять. Сразу после входа в Персидский залив рекомендованный путь идёт через территориальные воды Ирана, чтобы сопровождать, мне надо было идти за ним. Танкер одно, а разведывательный корабль Советского Союза совсем другое и я предварительно запросил командование как быть. Идти за танкером по территориальным водам Ирана или оставаться в нейтральных водах, но тогда я потеряю танкер. Ответа я не получил никакого и решил сам в территориальные воды не лезть. Тем более никакой необходимости в этом не было. Танкер я скоро потерял из вида, дошёл до Бахрейна и лёг в дрейф. Запрашиваю у командования, уже эскадры, что делать дальше. Отвечают - ждите выхода танкера. Дней пять мы проболтались в дрейфе. Температура забортной воды выше тридцати градусов, гирокомпас пришлось остановить, охлаждать нечем и, частично, начали заканчиваться продукты. Я взмолился - отпустите, тут нечего делать. Дали добро следовать в Берберу.
В день прихода в Берберу, командование эскадры отсутствовало. Меня на причале у корабля встретил капитан 3 ранга, представился, что он сейчас здесь «за главного» и приказал быстро получить необходимые продукты и быть готовым к выходу. Я поставил задачу своему баталеру мичману Рогуле Н.Г.. Он был баталер от бога, и я никогда не думал о продуктах, знал, что всё будет в норме. Буквально через час ко мне ворвался злой мичман Рогуля Н.Г. с жалобой на местных снабженцев. Подводных лодок в эскадре не было, а мы снабжались по их нормам, и продуктов автономного пайка у них никаких не было. Мне, говорит, приказывают получить 2-3 вида круп залежавшихся здесь и заражённых уже жучком и такую же муку. Круп и муки нам пока своих хватает. Хорошо, говорю, не получай. Через некоторое время этот же капитан 3 ранга вызывает меня на причал и на повышенных тонах начинает мне приказывать немедленно получать продукты, которые они предлагают нам. Я ему спокойно объясняю, какие нам нужны продукты. Он как будто меня не слышит и уже начинает орать. Дальше я терпеть не смог и послал его подальше. Если, говорю, не можешь организовать нормальное снабжение кораблей, не берись за это дело. Ешь сам испорченные продукты, а я подожду, пока вы найдёте качественные. Давление продолжалось и на второй день, и я доложил через голову командира эскадры командующему флотом, что экипаж не могут обеспечить нужными продуктами. На следующий день начальник штаба эскадры по радиосвязи объявил мне выговор за обращение через голову непосредственного начальника. Вскоре на базу прибыл командир эскадры контр-адмирал Ясаков и вызвал меня на причал. В обнимку со мной он походил по причалу, расспросил спокойно и говорит:
- «Ты уж извини нас командир. Мы не знали ваших норм снабжения, нет у нас таких продуктов. Сможете продержаться ещё недели три на своих запасах? За это время подойдёт танкер с продуктами, там на вас всё заказано»
- «С голоду не умрём, но наладить питание по норме не смогу».
- «Объясните экипажу, что так получилось».
- «А взыскание начальника штаба я отменяю».
Экипаж корабля с пониманием отнёсся к сложившейся ситуации, и мы почти месяц питались по неполной норме.
Как правило, на наших кораблях замполиты и врачи были молодые, зелёные лейтенанты. К нам попал врач, у которого в аттестации было указано, что он не способен проводить полостные операции. Но, видимо, в аттестацию никто не заглядывал. У нас же в каждом походе врачам приходилось делать хоть одну какую-нибудь полостную операцию, в основном это аппендицит. Такой момент созрел и у нас на корабле. У матроса приступ аппендицита, мы были уже в Индийском океане. Врач начал делать операцию, ассистировал ему штатный санитар, матрос. Разрезал больного, возился с ним около часа и безрезультатно. Приходит ко мне и докладывает - не могу найти. Ищи, говорю, тут я тебе не помощник. Ещё почти час и опять - не могу найти, что делать. Больной уже начал стонать. Спрашиваю, не умрёт матрос в ближайшее время. Не должен говорит врач. Зашивай, что делать. Больного, так и не удалив аппендицита зашили. Он заверил, что боли прошли. Я доложил командиру эскадры. Он назначил нам время и точку встречи с БПК для передачи больного. Через пару дней мы передали больного на БПК, где его повторно оперировали и удалили аппендицит. В последствие санитар мне рассказал, что врач большую часть времени находился в обмороке. Начнёт копаться внутри и падает в обморок. Вот такие попадались нам врачи.
При передаче больного Ясаков Н.Я. устроил проверку кораблю. Погода была не штормовая, но покачивало, БПК лежал в дрейфе, мы тоже недалеко от него, ожидали указаний. Вдруг Ясаков вызывает меня на связь и спрашивает - 15 минут хватит вам на швартовку к борту БПК. Я понял, что он делает мне проверку. Но швартовка всегда была моим любимым элементом в управлении кораблём. Поэтому, я ни минуты не колеблясь, ответил, что хватит. Время пошло, швартуйтесь. Боевая тревога, срочный запуск двигателей и через 7-8 минут мы были уже почти у борта БПК. Ясаков, видимо, не ожидал такого и быстро приказал лечь в дрейф, к борту не подходить, больного доставить катером. Я понял, проверку мы выдержали.
Следующую задачу нам поставили пройти по маршруту восточное побережье Африки до острова Мадагаскара - остров Реюньон – Бербера. Когда я готовил план перехода для утверждения командиром эскадры, в спешке не досмотрел условия перехода, и получилось так, что мы весь переход идём против господствующего здесь в этот период сильного ветра. Это я понял на второй день после начала движения. Запросил командира эскадры изменить маршрут, чтобы нам сопутствовал ветер. «Неумолимый» Ясаков Н.Я. приказал - действовать по утверждённому плану. Мы целый месяц бились с бушующей стихией, передышки не было ни на один день. Даже с КП флота Ясакову Н.Я. рекомендовали вывести корабль из полосы встречного ветра. Вернулись в Берберу вымотанные до предела и как «ржавый гвоздь». Вот чем обошёлся поверхностный подход командира корабля к планированию перехода. В штабе эскадры подсказать командиру никого не нашлось.
По возвращению в Берберу мы получили с танкера необходимые продукты. Правда, на танкере умудрились, частично, содержимое бутылок с вином заменить водой. Сделано было так искусно, что обнаружить сразу было невозможно, и мы сообразили только через несколько дней после выхода. Было уже поздно, пришлось воду просто выливать, да и это особо не огорчало, так как мы направлялись уже домой.
Перед уходом домой нас привлекли к участию в учении кораблей эскадры. Учение проводилось на рейде. Мне начальник штаба поставил задачу потушить пожар на одном из кораблей. Неофициально попросил полить его как следует, а то, говорит, застоялись. Он не знал наших возможностей. Я командиру БЧ-5 поставил задачу быстро проверить и приготовить к действию все оставшиеся от спасателя средства тушения пожара. В трюме у нас стояли два мощных насоса, которые давали воду на четыре лафета, стоящие отдельно на самой верхней площадке. Лафеты давали мощные дальнобойные струи с давлением в десять атмосфер. По всему наружному контуру корабля была протянута сплинкерная система, практически обычная пожарная магистраль, чуть побольше диаметром, и на ней, примерно, через полметра спрыск. На эту систему работал тоже отдельный насос. Когда в неё подавалась вода, то корабль тонул в облаке этих тончайших водяных струй. Под такой защитой можно было безбоязненно подходить вплотную к горящему кораблю. Глядя со стороны - просто движется водяное облако.
Мы лежали в дрейфе среди кораблей эскадры, ожидая команды тушить пожар. Вижу на юте одного из кораблей зажгли «пожарчик», повалил чёрный дым, продолжаю наблюдать. Вдруг по связи гневный голос командира эскадры - в чём дело, почему не тушите пожар. Отвечаю команду принял, и пошли. Пока лежали в дрейфе нас немного отнесло от кораблей и я понёсся полным ходом, чтобы не гневить начальство. С началом движения начали включать все средства пожаротушения. Картина видно была маслом, потому что меня срочно выдернул на связь начальник штаба и начал уговаривать, не лить воду на корабль. Но было уже поздно. Четыре матроса, стоящие у лафетов были проинструктированы и горели желанием помыть этих застоявшихся моряков. В последний момент успели отменить данные инструкции, но всё-таки отдельные струи полоснули по палубе. При подходе к аварийному кораблю, я, видимо, не совсем правильно учёл дрейф корабля, заходил с подветренной стороны и настолько близко и резко подскочил к борту, что наш нос завис над палубой корабля. Момент был волнующий, казалось тарана не избежать. Я во время, сообразив сложность ситуации, отработал машинами самый полный ход назад. Картина получилась красивая, правда потом механик жаловался, что полетели какие-то заслонки, но и он был страшно доволен манёвром. До борта аварийного корабля оставались сантиметры, когда мы начали отходить назад. Командование эскадры, наблюдавшее эту картину с мостика БПК, наверное, уже просчитывало, как отремонтировать корабль и где. С мостика махали руками и что-то кричали. Но когда всё закончилось благополучно, контр-адмирал Ясаков Н. Я. тут же по радиосвязи дал высокую оценку действиям экипажа корабля, поинтересовался, есть ли какие просьбы к нему перед уходом. Я сказал, что всем доволен, отпустите домой. Он поблагодарил за службу и пожелал счастливого плавания. Однако перед этим у нас с ним была почти кулачная потасовка, конечно, только с его стороны, я бы не посмел поднять руку на адмирала.
Для доставки в Союз, такое бытовало там выражение, к нам на корабль направили: человек 8-10 матросов, подлежащих увольнению в запас; одного офицера старшего лейтенанта, погоревшего по пьянке; мичмана больного; матроса, совершенно непонятного, который носил на шее крестик (по тем временам это было уже верх всего), пил всё подряд, что припахивало спиртом и вообще не хотел служить. Кстати, когда попал в наш коллектив, матросы его быстро вылечили. Кроме камбуза его никуда не подпустили, и он через день стоял рабочим по камбузу. Кроме того, подкинули арестованного матроса с СКР, который попытался сбежать с корабля в США, но местной полицией был передан командованию эскадры. Возвращаться мы должны были с заходом на архипелаг Чагос, осмотреть атолл Диего-Гарсия на предмет строительства там военно-морской базы ВМФ США. В общем, возвращение выливалось в срок около месяца. Я категорически был против - не могу взять на борт такой контингент. Контр-адмирал Ясаков Н.Я скомандовал: «Я приказываю взять». Я ему привёл, не помню сейчас какую-то директиву в соответствии, с которой даже просто допуск посторонних военнослужащих на корабль разрешается только командующим флотом. Я в вашем распоряжении нахожусь временно, вы не знаете многих документов, регламентирующих жизнь разведывательных кораблей, и как я потом буду оправдываться, за все эти нарушения перед своим штатным командованием. Взбешённый моими ответами, он так ударил по столу, что лопнуло настольное стекло, и выгнал меня из каюты.
Я нашёл начальника особого отдела эскадры и стал изливать ему всё это. Объясните ему, говорю, что он зарывается. Начальник особого отдела успокоил меня, всё это оговорено с вышестоящим командованием и с тебя никакого спроса не будет. Не знаю, почему командир эскадры не смог мне так объяснить, а только кричал, что он адмирал, а не лейтенант, я это знал и без него. Я всё-таки, нарушив директиву о радиомолчании при стоянке в иностранном порту, вышел на связь со своим командованием и доложил обстановку. Начальник разведки сказал, что он в курсе всего этого и приказал мне не «ерепениться», всё выполнять. На всякий случай я ещё раз зашёл к командиру эскадры и попросил его дать мне письменное приказание. Тут я понял, что сейчас буду битым и резво выскочил из каюты.
Пришлось менять кое-что в походной организации, тщательно проинструктировать экипаж, чтобы наши пассажиры не поняли, что они находятся на разведывательном корабле. На положительное решение этого вопроса я и сам не надеялся, но когда мы пришли в базу и прикомандированные уходили с корабля, то штрафник старший лейтенант признался мне. Сказал, что он так и не понял, что вы за корабль, чем занимаетесь. Вроде бы ничего и не делается, а кормят как на убой.
Я был очень доволен своим экипажем за такое серьёзное и грамотное отношение к своим обязанностям и моим требованиям.
Для арестованного изменника Родины пришлось создавать особые условия. Освободили небольшую каморку, сделали в двери как в тюрьме окошечко. Я подобрал трёх старшин, освободил их от всех корабельных нагрузок, только охрана дезертира и чтобы без моего разрешения ни один человек около закрытой двери не появился.
Весь экипаж знал, кого мы везём, кто у нас находится не борту. Доставка его обошлась без приключений, и с подходом корабля к причалу его сразу под конвоем увели с корабля. Что с ним было дальше я не знаю.
ГиСУ "Гидрограф". Проводы увольняемых в запас.
За этот поход я получил массу благодарностей от командования разных степеней. Благодарности сыпались долго уже после похода. Комбриг, капитан 1 ранга Лукаш Д.Т., на очередном сборе командиров кораблей большую часть времени уделил мне – "разносил" за уже другой поход (на Курилы), за таран рыбака, а потом начал зачитывать приказы и объявляет приказ ГК ВМФ о награждении меня ценным подарком. Получилось, как будто бы за развал службы на ГКП корабля Главком меня наградил ценным подарком.
Назад Дальше
Бурмистров Э.И. "Будни морских разведчиков. Взгляд с мостика разведывательного корабля". |
